ПУТЬ ЧАЯ

Конспект лекции Виктора Петровича Мазурика, прочитанной 27 декабря 2003 г. на заседании Японского клуба "Кагэ" в московском Музее кино

[В.П. Мазурик был представлен как самый крупный специалист в области изучения чайной темы]


Во-первых, я хотел бы сказать несколько слов относительно своей специальности. Конечно, насчет "крупности" - это покажет только время (десятилетия, если не столетия). Я отношу себя не столько к крупным, сколько, наоборот, к узким специалистам.

Я занимаюсь историей Средних веков Японии. Эта тема по определению не может быть слишком универсальной и крупной, потому что мало кто сейчас считает такие темы актуальными. У историков свой взгляд на этот предмет, у литературоведов - свой. Сегодня интерес формируется, в основном, вокруг современной японской литературы: все читают Мураками Харуки, в крайнем случае Мураками Рю, некоторые, самые продвинутые, читатели знают Кавабата Ясунари, Акутагава Рюноскэ и т.д. Что касается средневековых поэтов и писателей, то это остается уделом довольно маленькой группы людей, хотя японская классическая культура отличается совершенно особенным качеством: там невозможно выпустить ни одного существенного элемента в истории или в сегодняшней синхронной нам конструкции без того, чтобы все остальные элементы не потеряли своего смысла.

Что касается чая, то я, честно говоря, тоже не очень крупный знаток в нашей стране по этой теме. У нас есть класс в Московском Университете (старое здание на Моховой, 11, здание Института стран Азии и Африки, аудитория 207). Там работает класс Школы Урасэнкэ, основанный в Москве в 1989 году. С тех пор там около 12 лет преподавал чайный мастер Исикава Сотоку из Камакуры, к которому через несколько дней поедет очередная делегация членов нашего чайного клуба. В Камакура есть чайный домик, где они будут заниматься.

Я же попал в этот чайный проект совершенно случайно для себя. В 1991 году, когда первую группу стажеров отсылали в Киото в Школу Урасэнкэ, выяснилось, что кроме меня и еще одного человека, больше некому ехать. Я не планировал заниматься чаем, ибо прекрасно понимал, сколь это сложная, многотрудная вещь, не допускающая дилетантского подхода. Нельзя, например, заниматься в пол-ноги классическим балетом. Вы им либо занимаетесь, либо нет. Все остальное - либо пародия, либо приблизительные сведения об этом искусстве. Точно также и чайное действо не допускает никакой приблизительности, имитации, там нужно воспроизводить всю систему, со всеми ее элементами, иначе ничего не получится.

Однако я поехал и проучился этому делу в Киото год, а затем еще несколько лет здесь, под руководством Исикава Сотоку, когда он был в Москве. Потому тему я немного знаю изнутри, но честно говоря, больше все-таки извне. Я имею в виду - из средневековой японской литературы. Поэтому я смотрю на чай, на его культуру как на один из элементов японской классической культуры эпохи Камакура.

Сегодня в Москве есть места, где можно посмотреть чайную церемонию. Например, каждую весну в Ботаническом саду, где есть японский дворик и японский сад, проходит так называемый "нодатэ тякай" (чайное собрание под открытым небом). Это один из классических видов чайного действа. Проводит его Школа Урасэнкэ. Проходит это действо в течение двух дней, в последних числах мая - первых числах июня (в зависимости от погоды и от других обстоятельств). Кроме того, бывают различные чайные демонстрации и мастер-классы некоторых чайных мастеров, приезжающих к нам. И это также мастера Школы Урасэнкэ.

Урасэнкэ - это одна из четырех крупных чайных школ и множества трудноподсчитываемого количества более мелких чайных направлений и школ. "Урасэнкэ" буквально значит - "внутренняя школа Сэнкэ". Сэнкэ - это старинная японская очень известная фамилия, изначально купеческая, а с конца XVI - начала XVII века - уже и дворянская. Восходит она к великому чайному мастеру Сэн-но Рикю, который внес самый крупный персональный вклад в формирование классического чайного действа.

Лучше называть этот процесс все-таки действом, чем церемонией, ибо это более точно соответствует характеру этой формы культуры, потому что церемония ассоциируется в нашем восприятии с чем-то формально-церемониальным. Церемониальный аспект, конечно, есть в чайной культуре, как есть он и в поэзии, и в музыке и т.д. Есть музыка церемоний, есть официальная поэзия. Точно также есть и церемониальный чай - храмовые подношения, когда подносится чай на алтарь буддийского или синтоистского храма, календарные ритуалы, связанные с традиционными праздниками поминовения душ усопших, встреча сезонов и т.д. Однако самая центральная форма чаепития никак не вписывается в понятие церемонии. Нельзя, например, назвать церемонией дзэнскую молчаливую сидячую медитацию (дза-дзэн) в позе лотоса. Это тоже не церемония. Это, скорее, некая практическая технология, которая приводит к достижению определенного состояния сознания.

Чайное действо сформировалось в конце XVI века в эпоху последнего и самого жестокого всплеска феодальных войн, когда феодальные бароны и князья разных областей боролись за главенство в стране, причем делали это и с помощью изощренной политики, но большей частью - с помощью грубой физической силы, отчего страна в течение столетия находилась в состоянии перманентной гражданской войны. Сами японцы в летописях называют это столетие "сэнгоку-дзидай", что означает "эпоха брани царств", "эпоха воюющих княжеств". Они погрузились в это состояние феодальных междоусобиц с конца XV века и продолжалось оно до конца XVI века.

Как это часто бывает, самые кровавые, самые трагические для страны эпохи одновременно бывают самыми продуктивными в культурном смысле, пассионарными эпохами, которые порождают много революционно-нового. (Если под революцией понимать не то, что у нас в стране последних десятилетий, по недоразумению, понимают - шум, мордобой и кровопролитие, а вернуть этому понятию изначальный смысл; революция - это некое фундаментальное изменение очень важных культурных механизмов).

Так вот, как раз в последней половине XVI века происходит очень много крупнейших творческих прорывов и открытий, которые впоследствии, с начала XVII века по середину XIX века, в период так называемого "закрытия страны" создали лицо японской культуры.

Япония испытала первые столкновения с европейской культурой в середине XVI века, когда первые португальские, потом испанские, а потом английские и нидерландские миссионеры высадились в Японии. Прибыли они в неудачное для себя время. Страна в это время боролась за создание унитарного государства. Волей или неволей миссионеры (некоторые даже сознательно) пытались играть на сепаратистских настроениях южных князей, предлагая им эксклюзивные экономические сделки и условия, что было очень опасно, потому что речь шла об огнестрельном оружии, впервые ввезенном европейцами в Японию. И вот тогда центральное правительство сочло за благо изгнать из страны "рыжебородых варваров южных морей" или "варваров с черных фрегатов".

Эти корабли были чем-то невиданным для Японии, поскольку там до XIX века своего флота не было вообще. Даже в Китай они плавали на плоскодонных ладьях, не предназначенных для морского плавания, поэтому половина состава посольств тонула по пути, и каждое японское посольство в Китай было авантюрой в течение всех средних веков.

Японцы, кстати, впервые создали военно-морской флот с серьезными оборонными намерениями под влиянием мистической русской угрозы. Значительным толчком к этому послужили письма известного авантюриста барона Морица Венёвского, о котором написаны приключенческие романы, человека, бежавшего с сибирской каторги вместе с группой товарищей и пославшего меморандум правительству о том, что Россия собирается напасть на Японию. Между тем в то время как у России в то время были очень смутные представления об этом крае и сомнения в том, что на этих маленьких островках может быть что-то ценное. Все, что интересовало западноевропейцев на Дальнем Востоке, был пушной зверь - тогдашняя валюта. В Японии не было и этого, не говоря уже о природных ископаемых. Однако, несмотря на то, что угроза нападения на Японию со стороны России была мнимой, в результате этого японцы создали флот. И это им очень сильно помогло впоследствии. На втором этапе открытия страны (со второй половины XIX века) они создали и армию современного типа и вторглись в Корею и Китай. Началась совсем другая история, возникла совсем другая страна. Как сами японцы говорят, Россия после петровских реформ - уже не Россия, а Япония после преобразований второй половины XIX века, когда страна была открыта второй раз для общения с европейцами, тоже уже не Япония; ее можно называть Японией только условно.

Но мы с вами пока занимаемся Японией вполне классической. Чайное действо создал не Сэн-но Рикю, а огромное количество безымянных деятелей культуры - дзэнских монахов, исповедовавших особую форму медитационного, дзэнского буддизма, поэтов, художников, архитекторов, специалистов по садам и вообще представителей абсолютно всех форм культуры. Все они совместными усилиями и создали чайное действо.

Впервые чай попал в Японию еще в раннем средневековье, в эпоху Нара, в VIII веке. Сначала его привозили в брикетах в виде спрессованного высушенного чайного листа. Это традиция так называемого плиточного чая (тун ча по-китайски, а по-японски - дан тя), который очень долго разваривали, варили со специальными добавками, превращая его в густой чайный суп или бульон. Подобная форма чая жива и сейчас в некоторых странах Юго-Восточной Азии, в Тибете и Монголии. В этот чай добавляют молоко, имбирь, специи, лук, и потому результат резко отличается от того, что мы называем чаем.

Вторая форма чая - маття - порошочный чай, достигший своего пика в Китае в эпоху династии Сун. Позже, из Китая же, была завезена еще одна форма чая, сэнтя - мелкие высушенные листочки, завариваемые кипятком. Это тот чай, который мы с вами употребляем сегодня, к которому мы привыкли.

Но сегодня мы будем говорить преимущественно о порошочном чае. Мы увидим, как производится такой чай, как он выращивается и подготавливается к употреблению. Это чай наивысшего качества, который собирается только вручную, только пару дней в году, во время весеннего полнолуния. Собираются только верхние листочки чайного куста. Потом листья пропариваются на пару, высушиваются и смалываются на гранитных жерновах с медленным вращением, чтобы не произошло нагревания и не нарушился тонкий состав этих листьев. Затем чай помещается в специальные металлические сосуды и хранится там без доступа воздуха. Так делается сейчас. А в старину эти высушенные листочки помещали в большие керамические сосуды и запечатывали специальными печатями, также исключая проникновение воздуха. Храниться такие сосуды должны были только в течение одного года, до следующего урожая чая. Дальнейшее хранение исключалось. Особую же ценность всегда имел чай свежего сбора.

Зеленый чай хранится гораздо хуже черного, его очень сложно правильно готовить, и это его явные минусы. Плюсы же в том, что он в миллион раз богаче других чаев по минеральному составу. В нем много сложнейших аминокислот, биологических соединений, которые очень быстро разрушаются. Поэтому этот чай не заваривают кипятком, а просто заливают горячей водой (ни в коем случае не температуры кипения), затем прямо в чашке его либо взбивают специальным тонким веничком до появления тонкой светло-зеленой пены на поверхности, либо оставляют как есть, только слегка размешивая таким веничком. Это зависит от традиций чайной школы.

Пузырьки воздуха, образующиеся при взбивании, придают чаю более мягкий и тонкий вкус, а если его оставить неразмешанным, то чай будет иметь вкус более жесткий, терпкий, резкий и острый. Такой вкус ценят представители не Урасэнке (не внутренней школы Сэнкэ), а внешнего, официального Дома Сэнкэ (Омотэ Сэнкэ).

В конце эпохи Хэйан (IX-XIII века) попал в Японию именно этот, зеленый порошковый чай, а вместе с ним пришла и технология его приготовления. Уже в конце этой эпохи, во второй половине XII века, дзэнский монах Эйсай привез в Японию и семена чая; их посадили в некоторых дзэнских храмах. Некоторые из этих плантаций сохранились до сих пор.

Чай помогал монахам эффективно осуществлять медитацию. В этом состоянии нужно не просто полное успокоение, но собранность, сосредоточенность духа, ни в коем случае нельзя засыпать. Чай этому способствовал.

Эйсай написал и первый в Японии трактат о чае. Первый же китайский трактат о чае был написан поэтом и философом Лу Юем. Он подробно рассказал, как выращивать чай, как его собирать, как готовить, цвет и форма каких чашек соответствует какому типу чая и т.п. Эйсай написал о том, как лучше использовать чай в японской практике. Например, сёгуну, первому воинскому правителю Японии эпохи Камакура Минамото-но Ёритомо, а потом его сыну Минамото-но Ёсицунэ, он советовал использовать чай как средство от похмелья. Многочисленные официальные приемы с обязательными возлияниями, видимо, не способствовали крепкому здоровью сёгуна. В трактате написано также, что есть гамма из пяти основных фундаментальных вкусов: сладкий, горький, соленый, кислый, терпкий. Чай имеет горький вкус, но горький вкус чая сродни доброму дружескому совету, который иногда может не очень нравиться своей прямотой и жесткостью, хотя на самом деле очень полезен.

Чай в Японии прошел практически те же самые стадии развития, что и в Китае. Сначала это было лекарство (кстати, когда чай впервые попал в Россию, а это было еще во времена Ивана Грозного, то придворные лекари написали о нем, что это напиток против насморка и головной боли). Вплоть до начала Танской эпохи в Китае чай был лекарственным напитком, но уже в середине этой эпохи он становится тонизирующим напитком.

Итак, вторая стадия чая - тонизирующий напиток. В Сунскую эпоху в Китае чай достигает в глазах людей уровня спутника философских медитаций, чаньских медитаций в храмах. Чай связан с определенной системой храмовых церемоний. В Японии была очень интересная форма - чайные игры (тя-кабуки), определенные формы чайных состязаний (тя-то), когда, например, нужно было, дегустируя чай, определять плантацию, на которой он выращен. За правильные ответы давались призы.

Чаепитиями увлекалась самурайская элита, которая в конце XVI века ощутила себя новой аристократией. Страна обрела статус единого государства, закончилось кровопролитие. Роскошь князей превзошла все мыслимое и немыслимое, поскольку не нужно было тратить энергию и деньги на ведение войн (например, Хидэёси заказал себе в буквальном смысле слова золотую чайную комнату, где предметы были сделаны либо прямо из золота, либо были покрыты позолотой). Это была эпоха кутящих, роскошествующих князей.

И вот как раз тогда, в противовес этому великолепию, родилась традиция саби-тя (смиренного чая, чая интравертного, скромного, внутреннего), где внешне все очень просто: чайный домик, его модель - это крестьянская или рыбацкая изба, очень простая, обыкновенная, где, повторяю, все внешне очень скромно, но это не небрежность, не недоделки. Просто все усилия мастеров ушли внутрь. Внешняя бедность, простота достигалась усилиями еще более сложными, чем при строительстве золотых и серебряных киотосских павильонов, золотых чайных комнат и т.д. Рикю вернул чаю медитационную углубленность, которую чай утратил в ходе светских развлечений.

Три великих мастера сделали самый большой вклад в этот процесс дзэнского углубления чая: Мурата Дзюко, Такэно Дзёо и Сэн-но Рикю. Судьба последнего была трагичной. Он происходил из купеческого сословия, очень образованных и прогрессивных купцов бурно развивающегося торгового города Сакаи, расположенного около столицы. Сэн-но Рикю был потомком корейских переселенцев. Он очень многое взял не только из японской культуры или из китайской (фарфор голубой и белый, форма чашек и т.д.), но добавил и корейскую традицию, внешне более простую, с несовершенными и неправильными формами керамики (особенно чашек).

Еще до Сэн-но Рикю существовал особый вид чая в стиле ваби. Ваби - это человеческая, современная проекция средневековой космической эстетики саби, вневременной, внепространственной, внесмысловой, надмирной, отрешенной от всего, не привязанной ни к чему. Но она была слишком абстрактно-углубленной для японского массового сознания, а потому была достоянием узкой монашеской и ученой элиты. А в эпоху Сэнно Рикю, а позже в эпоху Мацуо Басё, эта эстетика ваби проникла очень широко в слои японской культуры. Тогда окончательно упрочился культ того вида чая, который мы теперь понимаем как чайное действо. Один из дзэнских философов XVI века сказал: "Дзэнская медитация с мечом в руках - это кэндо, дзэнская медитация с кистью в руках - это сёдо (каллиграфия), дзэн с чайной чашкой в руках - это садо (путь чая)".

Почему чайное чаепитие такое сложное? Почему надо так жестко выполнять различные сложные правила и каноны, почему надо сидеть именно так, почему так надо переставлять чашки? Ответ прост: это не чаепитие, а дзэнская медитация в форме чаепития. А медитация так жестко выдержана не потому, что кто-то так придумал или решил. Почему, например, вы должны сидеть с абсолютно прямой спиной? Попробуйте сидеть, наклонившись вбок, например, и вы очень быстро устанете, вы не сможете расслабиться и будете вынуждены существовать в мышечном зажиме. Технологически в этом случае ничего не выйдет. В чайном действе каждое движение руки, ритм вдоха и выдоха, вообще все, построено как единая технологическая цепочка. Именно поэтому чайное действо является идеальной минимальной моделью японской культуры вообще. Уникальные особенности японской культуры проявились в чайном действе в наиболее концентрированном виде. Это общее мнение и японцев, и иностранцев.

Но уникальность японской культуры - понятие относительное. Дело в том, что если бы любая из восточных культур, да и многие из западных, волею судеб оказалась бы в положении Японии, оказалась бы в том месте и в то время, когда Япония оказалась на авансцене мировой истории и политики, то она показалась бы такой же уникальной, такой же необычной. Просто японцам выпала такая судьба. Они сильно вторглись в политику Запада, в результате люди западной культуре чаще "спотыкались" о них.

Единственная уникальность японской культуры состоит в изначальном синкретизме сознания, его слитности, нерасчлененности. Нерасчлененности разных форм поведения, таких как священнодействие, игра, воинский поединок, научное исследование, художественный акт, светский ритуал, ремесленный труд. Это разные жанры культуры, которые у японцев стоят либо очень близко друг к другу, либо в некоторых, самых органических, самых синкретических формах культуры (как чай) совпадает стопроцентно. Все семь названных аспектов являются не разными элементами чайного действа, а составляют в равной степени его суть, что очень важно не просто абстрактно понять, но почувствовать.

Настоящее чайное действо - как воинский поединок, как "пан или пропал", намерение или умереть или достичь сатори. Если человек делает это так, как предписывали великие чайные мастера прошлого, то он делает это как первый и последний раз в жизни. Одновременно это игра. Здесь есть легкость, юмор, тяки (чайный дух, но есть и другой перевод - юмор). Здесь есть скрупулезность ремесленника высшего полета, дотошность ученого, который исследует макото (суть бытия).

Каков мой изначальный облик, кто я такой? Кто такой я, который все время говорит "я хочу то или это"? Как ответить на вопрос коана: "Каково было твое лицо до рождения твоих родителей, каков твой изначальный облик?" Великий дзэнский философ Догэн, когда ему задали такой вопрос, ответил на него философским пятистишием:

Весною - цветы вишни,
Летом - крик кукушки,
Алые клены - осенью,
Зимой - холодный блистающий снег.

Вот вам автопортрет Догэна, его хонрай мэммоку (изначальный облик).

Вот для чего, собственно говоря, и существует чай: для того, чтобы выяснить, кто я на самом деле, а не кем мню себя.

Дзэн позволил японцам найти ту систему аргументации и терминологии, которые они сами у себя не находили, не будучи народом абстрактно интеллектуализированным.

Японцы не любят абстрактно рассуждать. Вот китайцы - интеллектуальная нация. Китай дал миру величайших философов, равных по масштабу Аристотелю, Платону и т.д. Японцы же в философской области - ученики. Зато они дали миру выдающихся художников, ремесленников, практиков разных областей, поэтов и т.д. (Правда, это трудно доказать, потому что японская поэзия, в силу своего удивительного синкретизма, практически непереводима. Самое ценное, что в ней есть, к сожалению, не является текстом. Это некое надтекстовое или межтекстовое пространство, которое нужно учиться воспринимать с помощью особой технологии).

Японцы и по сей день в своем подсознании сохранили первоначальное, фундаментальное отношение к миру. (В сознании они такие же, как все остальные, такие же европеизированные и американизированные люди, как и мы, и даже в большей степени, нежели мы). Поэтому когда они изучают что-то новое, то они усваивают это новое на почти физиологическом уровне. Они познают предмет на вкус, на цвет, на ощупь.

Чайное действо входит в систему высших искусств Японии, хотя его и нельзя назвать жанром искусства. Это идеальная модель бытия, включающая в себя все семь названных мною аспектов. Но это и искусство, причем самое высокое.

Чайные мастера ценились как мастера самого высокого художественного искусства, какие только могут быть в рейтинге художественных искусств.

Так вот, это искусство включает в себя особо культивированное и утонченное обонятельно-осязательное, вкусовое и прочие восприятия, а не только слух и зрение, как мы привыкли. Весь человек, целиком присутствует в этом искусстве.

И еще один важный момент, всегда пребывавший в японской культуре, но оттененный дзэном, терминологически объясненный, заключенный в некие рамки. Как японцы осваивают любое мастерство (художественное, ремесленное, научное и т.д.)? В отличие от нас, строящих сначала ментальную модель этой области, а потом на нее надстраивающих умения, навыки, практику, японцы поступают прямо наоборот. Начинается с телесного проращивания в эту сферу, с выработки ката (формы). Постепенно ката усложняются и выстраиваются в цепочку. Наконец, создается замкнутая технологическая цепочка (подчеркиваю, это всегда замкнутый контур). Контур замкнут не сам на себя, а на макрокосмос. Предполагается продолжение где-то там, за горизонтом, за теми зонами, куда человек может дотянуться своими чувствами. И вот когда готов этот замкнутый контур с вселенским элементом в нем, как бы замыкается электрическая цепь, и начинается некий процесс, физически ощущаемый, как ток.

Когда человек достигает совершенства в каком-то мастерстве, когда он почувствует, что сквозь него начинает течь энергия, уходящая за пределы чайной комнаты или кисти и бумаги, а потом эта энергия снова возвращается к нему в преображенном виде (происходит то, что китайцы называют дао или по-японски до - путь), когда человек становится частью этого вселенского пути, вот тогда свершается то, ради чего человек всю эту технологию вызубрил. Так построено практически все в японской культуре. Но тот, кто это знает лишь головой, а не чувствует и не имеет внутреннего опыта, должен позаниматься одним из практических искусств Японии (каллиграфией, чайным действом, боевыми искусствами) и попробовать примерить на себя течение дао, почувствовать его в себе. Если вы хоть немного попробуете это, вы очень многое поймете в этих культурах, познаете то, что недостигаемо интеллектуальным образом. Мы очень неадекватно читаем и воспринимаем их тексты, а все то, что показывают нам, всегда не с той стороны видим. Потому оценки японской культуры часто бывают либо неадекватно завышенными, либо также неадекватно заниженными, а в центр они не попадают. Это культура потока, процесса. А наша культура - культура результата, остановки. И только там, где произошла остановка, мы можем что-то оценить. Поэтому когда мы видим процесс, мы видим лишь некие произвольно взятые точки, а не сам процесс, и пытаемся оценить эти точки как результат. В этом - главное недоразумение.

Вот такое предисловие я хотел сделать перед фильмом.

[Начинается демонстрация фильма. Далее - комментарии по ходу фильма].

Мы увидим всю цепочку производства чая, начиная от его выращивания. Будут показаны плантации Удзи, появившиеся после храмовых плантаций, и самые лучшие сорта чая, в частности чай, выращиваемый на плантации Кояма эн, поставляющей чай в Школу Урасэнкэ. Надо сказать, что чай существует в двух виде: чайного куста и чайного дерева. Чайное дерево бывает высотой до сорока метров. Собирать листья, да еще самые тонкие и нежные, растущие сверху, довольно сложно. Поэтому в практику вошло собирание листочков с кустов. Сейчас уже существуют специальные чайные компании, собирающие чай в массовом порядке, для заваривания. Это сэнтя, чай, приготавливаемый по рецептам времен Минской династии (XIV век и позже). Именно этот чай попал во время деятельности Ост-Индской компании в Европу, потому именно он ассоциируется с чаем прежде всего. Но у него только одно положительное качество - он удобен для транспортировки и хранения.

Кстати, в зеленом чае, даже в таком, листовом, гораздо больше полезных веществ, чем в черном. Черный чай подвергнут специальному искусственному процессу остановки ферментации, поэтому это своего рода законсервированный продукт.

Фильм, как я уже сказал, посвящен процессу выращивания и производства порошочного чая с плантации Кояма эн. Здесь течет река Удзи. Это очень теплый район юго-западной Японии. Женщины, которых мы видим, - это не просто сезонные рабочие, нанятые для сбора чая. Это профессионалы с большой буквы. Подлинный профессионал должен подготовить идеальную почву, а затем заботливо и терпеливо поливать куст или дерево и ждать, пока оно естественно вырастет само. Так же существует любая форма японской культуры. В удобрении, используемом садоводами, нет ни грамма химии, это категорически запрещено. Это органические естественные удобрения. Здесь нет даже чистых минеральных удобрений. Только таким образом выращивается чай высшего качества.

Над кустами монтируется бамбуковый навес, чайные кусты будут расти во влажной жаркой тени, без прямого воздействия солнца, которое выжигает очень важные элементы в чайном листе. В старину заметили, что кусты, выросшие в тени больших деревьев или на горных склонах, куда в жаркое время дня не попадает солнце, дают лучший урожай чая, самого вкусного, с тонким ароматом. Поэтому еще со времен позднего средневековья над чайными кустами стали формировать такие навесы.

В самом начале мая (а раньше по лунному календарю, два дня - в сам день полнолуния и следующий) сборщики чая срывают только листочки с верхних частей куста. По чайному канону, эти листочки не должны превышать в размере полутора сантиметров. Причем в листах должно быть много складок, как говорят, листья должны быть похожи на кожу на сапогах монгольских наездников. Поверхность же чайного листа должна быть глянцевой и иметь определенную интенсивность зеленого цвета - это тоже требование чайного канона.

После сбора листья пропариваются на специальной установке. На каждом этапе мастера проверяют правильность хода процесса. Эти люди, за плечами которых стоят даже не годы, а десятилетия и столетия подобной деятельности (это семейная традиция), занимаются не массовым производством, а очень мелкоремесленным, с большими глубокими традициями.

После пропаривания чай высушивается. Если нарушить условия хотя бы на доли процента влажности и температуры, опоздать или, наоборот, раньше времени закончить процесс, то все пойдет насмарку, вся технологическая цепочка и огромный труд, затраченный на предыдущих этапах, пойдет впустую. Потому ответственность у каждого из этих мастеров немыслимая.

Теперь листья рассыпают с помощью автоматической системы по коробам. Это первый процесс сортировки, дальше их будет очень много. Каждый сезон по несколько раз японцы устраивают конференции по обмену опытом, повышению квалификации. Главная цель - сохранение и поддержание старинных стандартов в производстве чая, а также обсуждение введения маркетинговых программ по производству новых сортов.

Чай не любит влажности. Потому после того, как его после просушки положили в специальные контейнеры, его особенно ревниво охраняют от всего, что связано с влажностью и запахами (чай также интенсивно впитывает извне и запахи).

Очередная стадия сортировки чая: чай перетряхивается, затем продуванием устраняются жесткие стебельки, случайно попавшие элементы, не имеющие к чаю отношения. С каждой такой процедурой чай становится все более утонченным по свойствам. Вот, еще раз - просушивание. Чай немного меняет запах с каждой процедурой. Очередная сортировка. Теперь чай готов для будущего размалывания. От первого чая до приготовленного, от ста килограммов изначально существующего продукта до готового к размалыванию остается 10% веса. С одного чайного куста получается множество сортов чая, имеющих свой рейтинг: от простого до самого дорогого и изысканного.

Каждый год вкус и запах чая разные - в зависимости от соотношения солнечных и дождливых дней, направления муссонных ветров. Хотя неспециалисту это определить трудно. Но также как вкус вин не одинаков для дегустаторов, так индивидуален и вкус чая. Бывают очень удачные для урожая годы, бывают и не очень.

По результатам урожая определяется уровень цен на рынке в зависимости от количества полученного чая и от его сортов.

Для смалывания чая используют гранитные жернова. Насечки на эти жернова наносятся вручную (практически технология каменного века). Почему нельзя технологически осуществить это? Если хотя бы в одном штрихе ошибиться, не будет нужного результата при смалывании чая. И это не чудачества японцев. Эта придирчивость в деталях проистекает не из капризного японского характера, а из органическо-растительного характера этой культуры, из которой нельзя вынуть ни одного элемента, чтобы не рухнули все остальные. Поэтому они в точности повторяют технологию многовековой давности. Медленно начинает работать жернов. Быстрее недопустимо, иначе будет происходить нагревание. За два часа или больше получается всего несколько десятков граммов готового чая. Он очень дорогой, особенно если он свежего, недавнего урожая. Самые дорогие сорта стоят порядка 400 долларов за 40-50 граммов.

Вкус синтя, нового чая, немного сладковатый. Чай этот имеет совершенно особенный запах.

Подают чай не только в дзэнских храмах, но и в кафе, ресторанах. Чайный порошок примешивается в сладости. С ним делают мороженое. Способов употребления чая огромное количество. Помимо классического употребления чая, если авангардистские, современные виды чаепития - с джазовой музыкой, с элементами сюрреалистического дизайна. Так что чайная культура - не полностью музейная, она живет и сейчас.

Вот перед нами демонстрация классического чайного действа (тя-но ю). Тэйсю (мастер) открывает коробочку и бамбуковой ложечкой (тясяку) засыпает чай в чашку с символическим стуком, чтобы стряхнуть последние его остатки. Теперь из кама (чайного котла) горячая вода (ни в коем случае не температуры кипения) заливается в чашку, и очень быстро, ритмическими движениями, чай взбивается деревянным веничком. Образуется пена, а чай приобретает изумрудный цвет. Затем ханто (помощник хозяина) подает чай гостям. Обратите внимание, как неподвижно и прямо они сидят. Это точно такая же медитация, как дза-дзэн (сидение в дзэнской позе лотоса). Нельзя наклоняться, иначе медитационная сосредоточенность будет нарушена. Чайные котлы сделаны из особого сплава, с пористой поверхностью, через которую теплообмен происходит особым образом. Касаться этой поверхности, даже когда котел холодный, нельзя. Можно браться либо за специальные кольца, либо рукой изнутри.

[После демонстрации фильма]

В.П. Мазурик: Очень часто в последнее время пытаются что-то имитировать в отношении чайной церемонии. С телевидения к нам приходят очень много корреспондентов, продюсеров, потенциальных спонсоров, которые говорят: <Давайте устроим что-нибудь такое красочное, чайное: Пусть девушки в кимоно разносят чай. Это же экзотика, это очень красиво>.

И приходится вновь и вновь со всем возможным терпением объяснять, что дело не в том, что мы храним кем-то созданный канон и поэтому не хотим делать это в более свободной форме, а потому, что, повторяю, как в классическом балете нельзя делать что-либо приблизительно, ибо это пародия, так и здесь приблизительность недопустима. Все элементы очень тесно связаны друг с другом. И только тогда, когда цепочка запущена, ката жестко выработаны, тогда приходит понимание смысла.

Вопрос: Почему полагается после сделанного глотка вытереть пальцем то место, к которому прикасались губы?

Ответ: Дело в том, что чайное действо - это медитация в действии. Это не просто неподвижное самоуглубление.

Кстати говоря, кэндо (боевое искусство <Путь меча>) - есть тоже медитация, но медитация в движении. Во время битвы сознание воина должно быть свободно текущим, ни за что не цепляющимся, иначе он плохой воин. Если он психологически застревает в потоке внимания, если у него нет восприятия всей битвы в безостановочном движении, то он не сможет контролировать все пространство и, самое главное, смогут контролировать его; можно будет вычислить его движения, понять, где он будет через секунду.

В чайном действе то же самое. Здесь беспрерывное движение, куда входят все формы культуры, включая культуру не питья чая, а общения людей между собой. Все, что подается вам, должно быть идеально чистым и вы должны возвращать все в чистом виде.

Есть различные формы чая: одна - когда каждый пьет только из своей чашки, другая - густой чай - когда из одной чашки пьют несколько человек (чай имеет вид не жидкости, а пасты. Это особая эзотерическая форма чая, которая доступна лишь для посвященных. Готовить такой чай трудно, трудно его и пить).

То, что мы видели, относится к первому типу. Это светская, открытая форма. Там можно разговаривать, однако очень нейтрально, ровно, не нарушая общей атмосферы. Когда вы выпили чай, вы должны символически провести рукой по тому месту, к которому прикасались губы, сняв их прикосновение, и потом руки необходимо вытереть специальной бумагой. Это символические жесты.

Движение это взято Сэн-но Рикю из католической мессы. Когда епископ последним делает несколько глотков из чаши со святыми дарами, он делает такой жест. Интерес Рикю к христианству был очень необыденным. Дело в том, что многие ученики Рикю в эпоху строжайшего запрета на христианство были тайными христианами. И тайные католические мессы маскировали под видом чаепитий. Элементы, взятые Рикю из католической мессы, были внесены им в чайную церемонию не сознательно. Рикю ничего не придумывал, это очень важно. Я сказал, что это садоводческая культура. Мастер должен лишь подготовить землю, удобрить ее, открыть свету и поливать. Рост дерева должен происходить сам по себе. Так вот и с жестами. Они выросли сами, на подсознательном, рефлекторном уровне участников. Но увидено впервые это движение было в католической мессе.

Вопрос: Все, что связано с чаем, его производством и употреблением, можно назвать действом. Это ритуализировано. Но ведь чай неизбежно соприкасается с новыми технологиями. Как решается этот вопрос в современной Японии? Как сочетаются традиция и современность? Что делать с вторжением технократии в традицию? Как это объясняют и оправдывают это сами японцы?

Ответ: Давайте посмотрим на нашу историю. Был классический христианский фольклор, классическая крестьянская община. Она существовала вплоть до второй половины XIX века, когда она стала разрушаться. Это один фольклор.

Существует и другой фольклор - фольклор той эпохи, когда классический христианский мир разрушился и стали создаваться другие сообщества людей, с другими видами обмена информации друг с другом, между поколениями и между профессиональными группами людей. Фольклор стал иным. Возник фольклор современный, маргинальный, городских поселков и городов. Фольклор имеет жесткий канон, но этот канон не касается внешних форм. Этот канон - не в тексте. Литературный канон - в тексте, который нельзя менять. Как написано, так и надо читать (можно при этом менять интонации, скорость чтения и т.д.) Правила же фольклорного канона еще никто сформулировать не смог. Я имею в виду словесные, языковые правила. Есть некий неписаный канон фольклора. Структуралисты считают, что он связан с сюжетом, с сюжетными ходами. Другие считают, что есть образный канон. Но есть некое ощущение при чтении сказки, что что-то повторяется, все-таки определенные законы есть. При этом сказка никогда дважды одинаково не рассказывается. В зависимости от того, кто ее рассказывает, кому, когда, в какой ситуации, это всегда процесс интерактивного двустороннего общения. В классическом рассказывании сказок слушатель - не пассивная, а активная сторона (он участвует, дает реплики и т.д.). Это очень тонко отражает всю систему знаний слушателя и рассказчика. Текст при этом интерактивен, изменчив. В этом - мудрость фольклорной модели информационного общения. Любой фольклорный текст, начиная от пословицы и поговорки и заканчивая сказкой или песней - всегда в такой же степени творимая вещь, как и воспроизводимая. На основе жесткого канона каждый раз создается новое, идет, пусть бессознательное, но творчество. И это не стремление самовыразиться, никакой <самости> здесь нет. Просто через человека начинает дышать данный момент, данная культура.

У дзэнцев был принцип фурю мондзи (не опираться на знаки). Внешний знак (текст) есть остановка движения, смерть. Никаких слов, никаких знаков, никаких звуков. И в то же время они говорят: <Мы говорим, но не воспринимайте всерьез то, что мы говорим>. Какой же текст тогда является настоящим? О настоящем <я> мы уже говорили (ответ Догэна на вопрос о том, кто он такой), настоящий же текст - это когда с нами каждую секунду говорит Бог (скажем это по-русски, по-христиански). Каждую секунду нашей жизни происходит этот разговор. Ничто не случайно. Все, что случается в жизни радостного, трагического, смешного, серьезного - все это разговор Бога с нами. И все это очень важно. Необходимо очень глубоко осмыслять это, очень трепетно относиться к этому, чувствовать себя в этой экзистенциальной беседе с Богом.

Дзэнцы говорили: главное, что происходит в твоей жизни, происходит здесь, сейчас, сию секунду, не до этого и не после этого. Вы спросите, как же это увязать? Очень просто. Нет никакого противоречия. Фольклор с легкостью пользуется компьютерами. Фольклор живет в анекдотах. В нем - весь инструментарий современной жизни. Изменились формы, канон остался.

Все, кто общался с японцами, знают, что у них нет комплексов. Они в любой профессиональной сфере использую все, что работает. Начиная от приспособлений каменного века, заканчивая компьютером. Пока это работает, они используют это. У них нет разделения новое-старое. Все идет в дело. Это недуальная культура. Там нет напряженного противопоставления высокого - низкому, телесного - духовному, старого - новому. У японцев в искусстве никогда не было внутренних <разборок> в нашем стиле между традиционалистами и авангардистами. Они просто не понимают, в чем противопоставление. Это элементы одной целой, системы. Поэтому когда заходишь в японский музей, испытываешь некий шок. Рядом спокойно соседствуют экспонаты эпохи Нара и китч - невероятный, размалеванный - в стиле Энди Уорхола.

Если перетряхивать чай удобно с помощью электрического приспособления, значит это делают. Но при этом до конца машинам процесс приготовления чая не доверят никогда. Рядом всегда стоит человек. И в конечном итоге экспертные оценки, последний штрих всегда - за ощущениями пальцев, глаз и носа мастера. Потому, повторяю, никаких противоречий здесь нет.

Вопрос: Почему избранным оказался именно чай, а не что-либо другое? Ведь исключительных растений достаточно:

Ответ: Волею судеб. Дело в том, что эти же самые качества отличают все традиционные формы японской культуры. В кэндо, каллиграфии, в традиционном искусстве кузнецов, изготавливающих мечи, есть все то же самое, только в чае это наиболее сконцентрировалось. По той причине, что чаем несколько веков занималась продвинутая дворянско-самурайская элита, начиная с конца XII века, с эпохи Эйсая. Потому здесь зашифровано больше культурной символики. По сути фундамент такой же у всего, но к этому больше было привлечено общественного внимания, туда слилось больше культурных потоков. Как в капле воды, в чайном действе наиболее ярко проявились все особенности японской культуры. И это не потому, что кто-то решил, что чай удобнее. Эти ручьи непроизвольно, естественно стеклись в этом пути чая. Так выросло это растение.

У японцев в культуре есть еще одно очень важное понятие - хатараки (действенная функциональность). Когда они занимаются чаем, они говорят не о том, как красиво кто-то поднял руку и т.д. Они говорят <хатараки-о мисэ> (<покажи, работает это или не работает>).

То же самое в театре Но. Многие понимают это искусство как кем-то придуманное, утончено-философское, зашифрованное магическое действо. Ничего подобного. Здесь - то же самое хатараки, практическая функциональность. Если актер на сцене сделает все движения правильно, соблюдая ритмы и голосовые правила, и зритель в зале сумеет с ним мысленно слиться, за него повторять все движения и текст (кстати, чайный гость мысленно повторяет все движения мастера, а не сидит пассивно на месте), тогда внутри зрителя зажжется <лампочка> магического театра, в сознании начнет работать волшебный фонарь, и вы вдруг увидите очень необычные вещи. Пару раз в жизни это происходило и со мной, я был на грани галлюциогенного эффекта театра Но. За очень много лет только пару раз, но в театре Но я был на грани визионерства, видел некий волшебный сон. Тогда я понял, что японцы подразумевают под термином <мугэн-но Но> (сонно-иллюзорный Но - тот самый театр, который создал великий Дзэами).

То есть главное не то, что на сцене, а то, что у тебя в душе, в сознании. Причем это достигается примитивнейшими, но очень фундаментальными технологическими способами, даже физиологическими способами. Там важна также и культурная символика (надо знать наизусть все тексты раннего средневековья и т.д.), но самое главное - правильно ли вы сидите, правильное ли у вас дыхание. Если дыхание неглубокое, хаотичное по ритму, то забудьте про Но, забудьте про чай. Это будет для вас абсолютным театром абсурда. Вы просто будете смотреть, как какие-то странные люди движутся по сцене. Но если вы включены в процесс и знаете внутреннюю технологию, умеете держать эту точку (что очень трудно, как балансировать на тысяче шаров, поставленных друг на друга), то вдруг через вас начинают прорастать какие-то удивительные вещи. Это правда, потому что я испытал это сам, а я человек сверхскептический и неподдающийся гипнозу. Кстати, чем больше театр эффективен внешне (как Театр Кабуки - городской, позднесредневековый театр), чем он более шоу, тем в нем меньше работает эта магия.

Вопрос: Что вы можете сказать о разнице в школах? Не кажется ли вам, что принцип ката используется лишь для того, чтобы подчеркнуть разницу школ?

Ответ: Я задам встречный вопрос: для чего отличать одну школу от другой? Ведь это главный, ключевой вопрос, который я задавал главе одной из школ. Это оказалось так же по-детски просто и так же фундаментально, как и все остальное в японской культуре.

Иностранцы часто относят за счет мистицизма то, что им непонятно в этой культуре. По их мнению, здесь много зашифрованности, мистики, некоего тумана. В японской культуре мистицизма (в европейском понимании этого слова) не может быть уже хотя бы потому, что мистицизм - это альтернатива рационализма, альтернатива аналитического подхода. За всю историю в Японии было лишь два-три всплеска мистических настроений (например, в раннем средневековье в Школе Сингон, затем - после знакомства с европейской культурой - в середине XVI века, а потом - во второй половине XIX века), но это были реакции на рационалистические учения.

Когда европейцы думают, что мастера какого-либо японского искусства хранят секреты, чтобы быть монополистами этого знания, это верно лишь отчасти. И часть эта не самая большая и не самая важная. Гораздо важнее другое. Некоторые рецепты приготовления чая публикуются в книгах или разъясняются на открытых уроках, а есть такие тэмаи (процедуры приготовления чая), которые никогда нигде не публикуются, никогда не проговариваются вслух и их нельзя вообще никому разъяснять. Вопрос: как же они передаются? Их можно только подсмотреть, украсть это знание, похитить его. Чайные мастера высшей квалификации специально устраивают утечку информации о том, что они где-то будут что-то делать и в это место кто-то прокрадывается тайно. Почему они делают так? Потому что, если мастер начнет говорить или даже показывать, ничего не выйдет. Все поймут превратно. В любом искусстве есть такие нюансы, которые если через хара (буквально: живот) не пропустить, то все, что ты будешь воспринимать со слуха, будет пародией. Одна пародия, передающаяся другим людям, через некоторое время убьет суть. Они до боли отчетливо понимают, что передать это нельзя, это можно лишь взять.

По поводу разных школ. Я спрашивал у мастера: почему нельзя, познакомившись с разными школами, увидев, что у них общего, использовать все их технологии? Он ответил очень просто: это разные растения, выращенные из разных корней. Зачем их скрещивать? Ката здесь одни, там другие.

Вопрос: А в поэзии то же самое?

Ответ: Абсолютно то же самое. И более того. Там текст - лишь окошко в процесс. Поэтические процессы играют огромную роль. Но это отдельная и долгая история. На ней нет времени останавливаться.

Вопрос: Я пробовала тот чай, о котором вы говорили (порошковый). У него оказался рыбный привкус. И у меня даже испортилось настроение:

Ответ: Насчет вкуса чая. Я уже говорил, что цепочка разных чайных ДНК и аминокислот настолько длинна и сложна, что если построить эту химическую структуру даже визуально, она будет напоминать биологические цепочки. Это говорит о богатстве и сложности биологической структуры чая. И потому действительно люди, впервые пробующие такой чай, могут ощутить странный привкус. Многие спрашивают: <А что еще там содержится, кроме чая?> Приходится отвечать, что только чайный порошок и горячая ключевая вода. Чай этот надо попить с год, а потом попробовать перейти на наш, обыкновенный чай. Тогда станет понятна разница, настроение испортится второй раз, только уже по поводу нашего чая:

Чай - бесконечная тема. Можно говорить о чае и садовом искусстве, чае и поэзии, чае и каллиграфии: Все формы художественной культуры, ремесла сходятся здесь. Мы имеем дело с моделью идеального бытия, а не какой-либо формы культуры:


Конспектировала
Ольга Ключарева
mailto:onkljuch@mtu-net.ru

Постоянный адрес этого материала в сети интернет - http://russia-japan.nm.ru/mazurik01.htm


Главная страница


Хостинг от uCoz