КОКОРО - ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА ЯПОНИИ

Теория структуры духовной сущности человека, правителя и божества в традиционной японской культуре

(Часть 1)

В последние годы японская культура могучим потоком хлынула в широкие слои нашего населения. Теперь ее можно, в буквальном смысле, "попробовать на вкус" в какой-нибудь "сушилке" за углом; впрочем, у некоторых это уже вызывает оскомину. Но "японская душа", т.е. сущность японского национального характера и дух традиционной японской культуры, по-прежнему, остаются и, очевидно, останутся навсегда - как и "загадочная русская душа" - тайной. И предлагаемая здесь уже довольно давняя (2000 г.) моя статья - это попытка рассмотреть три понятия японской культуры (тама="душа", иноти="жизнь", кокоро="сердце"), которые всего лишь формулируют некоторые фундаментальные фольклорно-этнографические, культурно-антропологические и социально-психологические характеристики этих духа и сущности.

* * *

Итак, настоящая статья посвящена трем основным понятиям традиционной японской духовной культуры (тама="душа", свободная душа; иноти="жизнь", телесная душа; кокоро="сердце", эмоциональное сознание) и их взаимосвязи между собой. Подобные исследования довольно редки в отечественном [2] и западном японоведении; нет ясного видения этих проблем и среди японских ученых. [3] Между тем, без понимания этих концептов невозможно адекватное изучение многих ключевых вопросов японской культуры: представлений японцев о себе и внешнем мире, традиционной религии синто. То, что принято называть "традиционной японской культурой", сформировалось под мощным китайским влиянием. Тем более важен анализ древнейших истоков духовной культуры японцев, их архаичного мировоззрения, что позволяет понять особенности национальной культуры.

Краткий словарь основных понятий и терминов [4]

Моно [5] - "вещь, существо, всё сущее"; рассматривается как некое первичное вещество из которого возникло и состоит всё сущее (божества, люди, животные, растения, предметы). [6] В древней Японии моно - это всё живое и неживое в нераздельности телесного и духовного. Знак, читаемый по-китайски гуй и означающий "демон, бес", при фонетической записи японского фольклора и раннеписьменных текстов иногда использовался в значении "вещь", "нечто", "то, что". Затем произошло расщепление синкретического представления на отдельные понятия "предмет", "человек" и "дух". Моно - духи всех живых и неживых природных объектов (лес, горы, реки), свободные души, покинувшие тела или объекты (сэйрэй // цзинлин), духи мертвецов, призраки (сирё:) (ср. кит. гуйу), духи животных. [7] В древности моно, подобно тама, воспринималась как "духовная сила", содержавшаяся в оружии (мононогу), других "священных" предметах, в магических формулах. [8] При эстетическом анализе поэзии моно характеризуется как сокровенное ядро вещи, ее дух. [9]

Моно-но-кэ [10] - с IX-XII в. злобные духи живых и усопших, одержимость которыми приводила к болезни и смерти. Кэ / кай (кит. гуай) в позднесредневековой и народной демонологии породило целый класс оборотней и привидений ё:кай. [11]

Икирё:, икисудама (= моно-но кэ) букв. "живые души" - злобные души живых людей, обычно женщин, которые преследовали своих недругов независимо от воли их носителей.

Судама - горный, лесной дух, дух дерева, камня, привидение-оборотень с телом демона и лицом человека [12].

Горё: - "священный дух" - навлекающие беду души знатных особ, умерших неестественной смертью, а также духи-божества болезней.

Онрё: (кит. юаньлин) - "мстительный дух" мертвого или живого человека.

Они. [13] Этимология слова связывается с "они" ("невидимый") - так прочитан иероглиф, который обычно читается "ин / какурэру" (кит. инь) - "скрываться, удаляться, скончаться". Термин они впервые встречается в фудоки (историко-географические описания, 713 г.), где записан биномом, читаемым как тими (демоны, сходные с они). Они стали ассоциироваться с миром мертвых в "Нихон сёки" (миф об Идзанаки и Идзанами), где уже использован ставший традиционным иероглиф (кит. гуй). В древности термин они, очевидно, охватывал целый спектр сверхъестественных существ от невидимых моно до видимых тими и ё:кай. Поскольку впоследствии термин моно-но кэ широко использовался для обозначения невидимых человеческих душ (духов), под они и ё:кай стали пониматься видимые фантастические существа (антропо- или зооморфные). [14] Таким образом, слово они изначально означало навь, неупокоенный бродячий дух мертвеца, злое земное божество, затем - "привидение, бес, черт, демон".

Тамакадзэ - "/злой/ дух-ветер" - северный и северо-западный муссон с сильными и неожиданными порывами, дующий зимой и несущий болезни (ср. камикадзэ - "божественный ветер", "ветер-божество"; ветер считался также средством передвижения богов). [15] Издавна в синтоистских храмах, расположенных с севера, северо-запада и северо-востока от столицы, проводились обряды по усмирению тамакадзэ. Так, уже с VII в. в 4-й день 4-го и 7-го месяцев в храме Тацута (на северо-западе от местности Асука, где находилась ставка государя) совершались обряды с исполнением молитвословия (норито) "Празднество божества ветра в Тацута". На северо-западе от Асука и новой столицы Нара также находился район Идзумо, в котором с древности локализовали "страну мертвых". В IX-XII вв. на эти представления наложился культ горё:. [16]

Кагами - зеркало; записывается заимствованным из Китая знаком, но его этимология: кага / кагэ (образ) + ми (видеть).

Сугата - "фигура, облик, вид" - призрак-душа усопшего, который видят живые (в том числе во сне).

Мусухи (мусуби) (обычно записывается биномом "сан / уму" + "хи / рэй") - "сакральная производительная сила, плодородие". В этом смысле мусухи близко китайской "животворящей силе дэ", с помощью которой "Небо взращивает все сущее". В текстах фудоки в имени бога Каму-мусуби-но микото формант "мусуби" записан иероглифом кон // хунь, что указываeт на то, что понятие мусуби появилось раньше тама. Хи - "дух, духовная сила". Хито - совр. "человек", хико - "мужчина", химэ - "женщина" в древности означали, что они обладали такой силой и даже имели статус типа жреческого или шаманского.

Ками - дух, божество, бог. Важнейшее понятие всей японской культуры, народных культов и синтоизма. Состав чрезвычайно разнообразный; выделяется четыре основных типа: топонимы, антропонимы, имена вещей и функции, - которые функционально могли соответствовать или социальным группам, кланам, деревням, или же ведать здоровьем и благополучием людей. Они могут быть бесформенными и бесплотными, зоо- или антропоморфными, природными объектами или артефактами. Происхождение термина ками связывается с тунгусским "кам" ("шаман"), с корейским "ком" ("медведь") или с айнским "камуй" ("бог, дух") или же с исконно японскими "ками" - "верхний, высший", "кума" - "уединенное тенистое место, укромный уголок" или "куму" - "уединение, затворничество". В словаре X в. "Вамёсё" указаны топонимы Кума, Кумасиро, Кумасинэ, Кумано, Кумагая. По одной гипотезе, слово тама пришло в японский язык из аустронезийской культуры, а ками - из алтайской общности. По другой, слова ками, тама, иноти - из айнского языка.

* * *

Тама (тамасии) - "свободная душа"

Представления о тама - "душе" (духе, жизненной силе, магической силе, /духовной/ энергии, харизме) [17] - стержневая идея традиционной японской религии и культуры, особенно на раннем этапе их развития. Если в официальной синтоистской религии центральным понятием является божество, или дух (яп. ками, кит. шэнь), то в народных верованиях и в традиционных обрядах, выступает другая сверхъестественная сущность - душа, по моей терминологии, "свободная душа" - тама, или тамасии. [18]

Тама [19] - синоним тамасии, в древности - тама-си-хи - "дух / в виде / шара". Это представление существовало уже в VIII в.; считалось, что души покойников могут появляться из могилы в виде голубоватых огней, шаров фосфоресцирующего огня, которые передвигаются в воздухе. Отсюда - термин хитодама (букв. "душа человека") - душа мертвеца. [20] В антологии "Манъёсю" (VIII в.) (песня N 3889) говорится: "Я буду всегда помнить ту могилу в ночь

дождливую, когда один на один встретил твою мертвую душу - голубоватый призрачный огонь". Их также называли "бесовские огоньки" (ониби). [21]

Иногда за души мертвецов принимали светлячков, поскольку время их массового появления совпадало с праздником поминовения усопших о-бон (середина августа). [22] В "Исэ-моногатари" ("Повести Исэ", X в.) светлячки неоднократно упоминаются в связи с похоронами (напр., N 38,44). Причем высоко взлетающий вверх светлячок ассоциируется с душой усопшей, возносящейся к небесам: "Светляк летающий! Ты доберешься до неба самого..." (пер. Н.И. Конрада). Светлячков также отождествляли и с душами живущих людей. Отлет души из тела живого человека часто изображался в литературе Хэйан (IX-XII вв.). Один их таких примеров можно обнаружить у поэтессы Идзуми-сикибу в антологии "Госю:исю:" ("Последующее дополнительное собрание поэзии", XI в.; св. 20): "Погрузившись в раздумья, я поймала светлячка, /прилетевшего/ из долины - не моя ли то душа, что беспечно отлетела из моего тела".

Солнце также стали воспринимать как "Божественный дух в виде шара, сияющий в небесах" (яп. Аматэру митама; отсюда - имя богини Аматэрасу). Далее, название тама было, очевидно, перенесено на божество-покровителя какой-либо местности - кунитама ("божественный дух земли / страны"). [23] Слово "тама" входит во многие термины, описывающие духовную структуру окружающего мира: кодама - букв. "дух дерева" (впоследствии "эхо"); инадама - "душа риса"; котодама - букв. "душа слова" - словесная магия; тамакадзэ - "/опасный/ дух-ветер" - северный и северо-западный муссон, несущий болезни. [24]

Японские ученые придерживаются теории о трех стадиях развития древнейших верований: аниматизма, анимизма и веры в индивидуальные божества. По их мнению, на первой стадии (неолит) появились верования в некую безличную силу тама, имевшую характеристики полинезийской мана. На второй стадии (рубеж эр), когда сакральное / нуминозное уже обрело конкретные формы и стало связываться с реальными объектами, сложилась вера в тама и моно. На третьей стадии (первые века н.э.) сформировалось понятие об отдельных божествах-духах ками. Синтоистские теологи считают, что такие представления развивались от комплекса "тама, моно, они" к комплексу "синрэй (шэньлин), ками". [25] Архаичные представления о сакральном и нуминозном отражают неоднородность истоков японской культуры. Некоторые исследователи делят эти категории на две группы - "аустронезийского" (моно, тама, хи) и "алтайского" (ками, нуси, уси, цуми, цути, ти) происхождения.

Исследователи ищут этимологии "тама" среди его омофонов. Русский японист начала XX в. Н. Мацокин связывал "магическую силу тама" с глаголом "тамау" ("жаловать, изволить, соблаговолить"), первоначально обозначавший, по его мнению, передачу этой силы от высших к низшим: от божеств и государей, обладавших ею в наибольшей степени, она переходила на простых смертных ("тамавару" - "принимать от высшего"). Он считает, что со свойством этой силы накапливаться тама также связан и глагол "тамару" - "скопляться, сосредотачиваться в одном месте". [26] Современный японский теолог Сонода Минору также придерживается такой точки зрения.

Иногда в среде синтоистских служителей, теологов и исследователей тамасии понимают как сущность более высокого порядка: как сила, мощность и действие тама; иначе, тама - душа, тамасии - "дух, дарованный ками", или "дух души" - высший аспект тама. [27]

Благодаря анализу различных способов записи "тама" в древнеяпонских текстах можно реконструировать содержание японских терминов и их связь с китайскими аналогами. В "Манъёсю" многие песни - это магические заговоры на родном языке, поэтому иероглифы, обозначающие "дух" или "душа", - рэй (кит. лин) и хаку (кит. по) - крайне редки, а кон (кит. хунь) практически не употребляется, видимо, из соображений табу. Зато часто используется фонетическая запись или омофон "драгоценный камень, яшма" (кит. юй; чжу). В "Кодзики" ("Записи о делах древности", VIII в.) в имени богини Тамаёрибимэ (Дева, одержимая духом), ставшее родовым названием шаманок, тама записано через "юй". В "Манъёсю" (N 417) говорится: "Мой государь, встречусь ли я с твоим упокоенным /телесным/ духом (никитама)? Ты выбрал своим /извечным/ храмом-дворцом гору Кагами в краю Тоёкуни". Словом "тама" прочитан иероглиф "хаку", обозначающий в Китае по - "земную (телесную) душу", что остается в могиле в отличие от хунь - "небесной души". В "Нихон сёки" ("Анналы Японии", VIII в.) уже ощущается китайское влияние: здесь часто употребление иероглифа кон // хунь [28] (ара - / ники - / саки - / куси - митама). А "священные души (митама) покойных и живущих царей", помогающие победить врагов или даже вернуться из иного мира записаны биномом синрэй // шэньлин. В поэзии эпохи Хэйан, в "Исэ-моногатари", в названии обрядов тамамусуби ("связывание души") и тамаоки / сёкон // чжао хунь ("призывание души") использован знак кон // хунь. В слове тамая ("храм предков" или "временный храм-усыпальница") - иероглиф рэй // лин, поскольку речь идет о душе после смерти человека. Близкое по значению слово тамадоно ("помещение для выставления покойника") пишется с любым из двух знаков: кон // хунь или рэй // лин (рэйкон - "душа мертвеца" и, шире, душа человека вообще). В названии класса богов мусуби формант "би /хи" ("дух"), по смыслу аналогичный кон // хунь, записан иероглифом "рэй //лин", а слово инадама ("дух риса") - "кон // хунь".



[1] Такую троичную структуру духовной сущности, разумеется, нельзя воспринимать в расхожем смысле - как "троедушие".
[2] См. Бакшеев Е.С. "Понятия сакрального и нуминозного в традиционной японской культуре"// Материалы VI Всероссийской научной конференции "Философии Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация". Вып. 6. М., 2000. Эстетические аспекты кокоро глубоко проанализированы в: Ермакова Л.М. "Душа слова", "сердце" и "имена вещей" в раннеяпонской словесности // Восток, 1993, N 2. Некоторые аспекты тама рассмотрены в ее других работах, на которые я ссылаюсь.
[3] См. об этом в статье историка и этнографа Obayashi Taryo. The Conception of the Soul Among the Ancient Japanese // Festgabe fur Nelly Naumann. Hamburg, 1993, р. 299, 311.
[4] При составлении словаря, в частности, использованы: Кокугакуин дайгаку... Синто дзитэн; Умэда Ёсихико и др. (ред.) Синто дзитэн; Янагида Кунио (ред.) Миндзокугаку дзитэн (Словарь фольклора). Т., 1966; Мураками Сигэёси. Нихон сюкё дзитэн (Словарь религий Японии). Т., 1988; Миякэ Хитоси. Нихон-но миндзоку сюкё (Народные верования Японии). Т., 1994; Танигава Кэнъити. Нихон-но камигами (Японские божества). Т., 1999; Кого дзитэн (Словарь старояпонского языка). Под ред. Сато Кэндзо и др. Токио, 1994; Kitagawa J.M. On Understanding Japanese Religion. Princeton, 1987; Picken Stuart. Essentials of Shinto: an analitical guide to principal teachings. Westport, 1994.
[5] См. также мою статью "От войны к ритуалу: бронзы периода Яёй" - "Вещь в японской культуре". М., 2003.
[6] Инукаи Кимиюки. Хито то нару (Становление человека) // Исследования по Японии. 1991, N4. С. 149-164.
[7] Мономоти (букв. "владельцы моно") и цукимоно (букв. "одержимость моно") - наследственные шаманы, постоянно одержимые духами лисы, барсука или змеи.
[8] Сила моно использовалась в военной магии. Ее заключали в свое тело, а затем в нужный момент выпускали наружу люди, которых звали мононофу (Окано Хирохико. Мононофу-но ута-но кэйфу то Сайгё (Генеалогия песен мононофу и поэт Сайгё). // Нихон-ни окэру сюкё то бунгаку (Религия и литература в Японии). Киото, 1999. С.4). Песни мононофу исполняли воины из рода Кумэ ("Кодзики" песни NN 9-14; "Нихон сёки" песни NN 7-14). В древнем языке слово мононофу стало обозначать воинов. Моно-но бэ общность людей, соединявшая характеристики воинского клана и гильдии шаманов, контролирующих и умиротворяющих моно.
[9] Ермакова Л.М. Речи богов и песни людей. С. 205.
[10] См. Такахаси Тору. Гэндзи-моногатари-но моно-но кэ то синтэки энкинхо (Духи моно-но кэ в "Гэндзи-моногатари" и психологическая перспектива) // Религия и литература в Японии. С.151-168.
[11] См. Дуткина Г.Б. Традиции и развитие японского "Повествования о необычайном" от средневековья к современности. Рук. канд. дисс. М., 1992; Садокова А.Р. Японская народная демонология. - Восточная демонология; Сува Харуо. Нихон-но юрэй (Японские призраки). Токио, 1988.
[12] Записывается также, как чимэй (яп. тими) - древнекитайские "горные и лесные демоны" (Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи) / Пер. и комм. Р.В. Вяткина и В.С. Таскина. Т.1. М., 1972. С. 429). В Японии для поимки тими исполняли ритуальные "танцы упокоения духа" (тинкон кагура) (Исигами Катаси. Нихон миндзокуго дайдзитэн (Большой словарь японской фольклорной терминологии). Т., 1992. С. 1250.)
[13] См. также мою статью http://russia-japan.nm.ru/baksheev02.htm
[14] Bargen D.G. Op.cit. Р.20.
[15] Представления об опасном западном и северо-западном ветре были широко распространены в древнем Китае, где бог ветра также ассоциировался с духом простудных болезней.
[16] Куно Акира. Указ. соч. С. 11-35; Норито. Сэммё. С. 98-101, 208-209.
[17] Образно тама называют "сгустком живого", "концентрацией духовной энергии" (Накорчевский А.А. Синто. СПб., 2000. С. 91).
[18] Matsudaira Narimitsu. The Concept of Tamashii in Japan // Studies in Japanese Folklore, ed. by R. Dorson. New York, 1980. Р. 181.
[19] О тама см.: Кокугакуин дайгаку нихон бунка кэнкюдзё (НИИ японской культуры Университета Кокугакуин, сост.) Синто дзитэн (Энциклопедия синтоизма). Т., 1999. С. 390-391. Basic Terms of Shinto. T., 1985. Р. 65; Bocking B. A Popular Dictionary of Shinto. Richmond, 1996. Р. 197; Ebersole Gary L. Tama Belief and Practice in Ancient Japan // G.J. Tanabe, ed. Religions of Japan in Practice. Princeton, 1999; Накорчевский А.А. Указ. соч. С. 86-91, 155-156.
[20] Obayashi Taryo. The Conception of the Soul... Р. 303-4; Akima Toshio. The Songs of the Dead: Poetry, Drama and Ancient Death Rituals of Japan // Journal of Asian Studies, Vol. XLI, N 3, May 1982, P. 495.
[21] Такасаки Масахидэ. Котэн то миндзокугаку (Классические тексты и этнография). Т.1. Токио, 1978. С. 163.
[22] Там же.
[23] См. Светлов Г.Е. Колыбель японской цивилизации. Нара: история, религия, культура. М., 1994. С. 26, 37, 44, 47.
[24] См.: Кодама // Умэда Ёсихико и др. (ред.) Синто дзитэн ("Энциклопедии синтоизма"). Т., 1995. С. 322; Обаяси Тарё. Рис в мифах и легендах // Рисовые цивилизации. Курьер ЮНЕСКО. 1985, янв. С. 10, 13; Ohnuki-Tierney Emiko. Rice as Self. Japanese Identities through Time. Princeton, 1993. Р. 44-57; Тоёда Кунио. Нихондзин-но котодама сисо (Представления японцев о котодама). Токио, 1980; Konishi Jin'ichi. A History of Japanese Literature. Vol. 1. Princeton, 1984; Ермакова Л.М. Речи богов и песни людей. Ритуально-мифологические истоки японской литературной эстетики. М., 1995. С. 95, 153-154; Куно Акира. Инуи-но кадзэ (Северо-западный ветер) // Нихон кэнкю (Исследования по Японии). Труды Международного центра по изучению японской культуры. Киото. 1990, N 2. С.11-35.
[25] Умэда Ёсихико и др. (ред.) Указ. соч. С. 432-433.
[26] Мацокин Н.П. Японский миф об удалении богини солнца Аматэрасу в небесный грот и солнечная магия // Удар Солнца или гири - чувство чести. СПб., 1999. С. 239-240.
[27] Herbert J. Shinto. At the Fountain-head of Japan. L., 1967. Р. 60.
[28] Здесь и далее через одну косую черту указываются несколько японских или китайских вариантов чтения иероглифов, а через две косые черты - "японские // китайские".

"КОКОРО - ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА ЯПОНИИ". ВЫПУСК N 2

Теория структуры духовной сущности человека, правителя и божества в традиционной японской культуре

(Часть 2)

Согласно традиционным представлениям, свободная душа (тама) пребывает в любом объекте - человеке, животном или природном, давая им жизнь и энергию. Действиями тама определяются сознание, чувства, суждение, мышление, психологические реакции человека; она управляет телом. В свою очередь, плоть сильно влияет на тама. Когда тело голодно, тама чувствует голод, когда плоть удовлетворена, то и тама тоже. Поведение человека определяется действиями как тела, так и тама, свободной души; человек состоит из тела-оболочки (кара/да/) и тама. [1] Только после смерти и распада тела тама окончательно покидает его и функционирует самостоятельно.

Подвижность живой свободной души (тама) едва ли не важнейшая ее характеристика. Тут много общего с представлениями других народов: душа отлетает во сне, при испуге и т.д. В раннеяпонской культуре имелось терминологическое выражение этого явления - "тама сакару" ("душа отлетает /из тела/"). Рассеянность, вызванная отлетом души, отмечена в "Такэтори моногатари" ("Повесть о старике Такэтори", IX в.). Есть много историй о том, как тама покидает тело на время; случалось, что души (тама) двух людей вышли из тел одновременно и, возвращаясь, перепутали тела ("Исэ-моногатари"). Особенно много в японской поэзии примеров отлета души влюбленных к объектам их страсти. В древней и средневековой Японии представления о подвижности свободной души (тама) являлись существенным фактором быта и культуры. Отсюда - многочисленные обряды по призыву и удержанию тама (напр., тамамусуби - "связывание души"), а также по обновлению души - обряд "тамафури" (букв. "встряхивать дух"). [2] Например, в "Исэ-моногатари" приводится следующая песня: "Если случится так, что, переполнясь любовью, душа отлетит, то, встретившись ночью глубокой, завяжи мою душу (сотвори тамамусуби)" (пер. Л.М. Ермаковой). Обряды бытовой (любовной, семейной) магии еще в древности были заимствованы придворным и государственным церемониалом, где шаманские приемы "связывания души" легли в основу ритуалов "умиротворения души" государя. При этом предполагалось, что "божественный дух" (рэй//лин) "прикреплялся" к его телу, в него "вселяли" "духовную мощь" и обновляли его жизненную силу. [3]

Японцы верили, что мертвецы продолжают жить как духи (рэйкон) и периодически приходят в наш мир, участвуют в обрядах, которые проводят для них потомки и, в свою очередь, даруют им благо. Например, после сбора урожая проводились празднества и духам-предкам преподносились первины урожая. [4] Через обряды очищения и с ходом времени время душа умершего естественной смертью, становится душой предка, а та - богом-предком. [5]

По народным представлениям, в пространстве носятся множество живых и мертвых душ (тама), отделившихся от тел. Они ждут возможности войти в другие тела. Иногда человек может быть одержим многими тама одновременно. Такие души невидимы, придают овладеваемым ими объектам свою собственную природу, свободно появляются, исчезают, трансформируются. Они обладают силой, которой человек не может противостоять. Особо сильные души могут влиять на погоду, нарушать законы природы, вмешиваться в ход вещей, влиять на судьбы людей и предвидеть будущее.

Хорошо известен культ "вредоносных духов мертвых" периода Хэйан (IX-XII в.) (онрё: и горё:), который занял в японской культуре важное место. [6] Вопрос о том, почему такой культ оформился именно в этот период, требует специального исследования, но его древнейшие истоки восходят к народным представлениям о том, что душа тама испытывает отрицательные эмоции из-за смерти своего владельца, а также небрежного отношения к трупу. Такое состояние тама может превратить ее в злобный дух; отсюда необходимость погребально-поминальных обрядов умилостивления души. Особо велика вероятность превращения тама в злобный мстительный дух (горё:, онрё:), когда человек уходит в мир иной не по естественным причинам (по старости), а вследствие насильственной смерти или несчастного случая.

Маститый ученый Умэхара Такэси прямо говорит, что "представления о злобных духах мертвых господствуют в японской культуре". [7] По его теории, "Манъёсю" была составлена с целью умиротворения и упокоения душ жертв политических интриг. Другой исследователь, Нисицунои Масаёси, считает, что эта поэтическая антология представляла собой собрание песен "упокоения души усопшего" (тинкон), которые исполнялись с целью изгнания вредоносных духов и воскрешения усопших. В основе раннего театра Ноо лежали шаманистские обряды по упокоению этих душ мертвецов. [8] Классическая литература Хэйан показывает, что люди боялись духов мертвых, которые мучили и терзали их. [9] Все социальные и личные кризисы - политические изменения, гражданские войны, эпидемии, болезни, засухи, землетрясения, бури, тайфуны, трудные роды, болезни и смерти - воспринимались результатом мести злобных духов покойников, особенно душ важных особ, умерших насильственной смертью. Злобных духов обнаруживали шаманы и шаманки или "маги" через гадания и некромантию (такие верования существуют в Японии и сегодня). Согласно этим представлениям проводились специальные поминальные службы для тех, кто встретил безвременную кончину, поскольку считается, что его дух - ревнивый или злой - может принести несчастье своему врагу или всей общине. Такие души нужно было особо умиротворять и почитать.

Поэтому во многих синтоистских храмах стали почитать таких духов, которым поклонялись как "человеко-божествам" (хитогами). [10] Эта система верований основывалась на тесной взаимосвязи индивидуального ками с шаманом или знахарем. Она, очевидно, существовала уже в протогосударственных образованиях типа "деревень-государств" на рубеже эр и управлявшихся шаманистскими лидерами (напр., Химико в Яматай в III в. н.э.). Культы божеств (ками) и общинные празднества (мацури) испытали сильное влияние обрядности хитогами. Это проявилось в традиции процессий "паланкинов" с предметом, в котором пребывает дух бога, сопровождаемых плясками и песнями и магико-религиозной "театральностью", а также в наследственной системе синтоистских жрецов.

Система хитогами трансформировалась в культ горё:-син (горё:-ками), о чем впервые свидетельствуют записи 2-й половины VIII в. Время с середины VIII в. до XII в. может быть названо веком горё:-син. Изначально этот культ включал в себя верования в злобных духов знатных особ, умерших в политических интригах. Эти духи почитались в синтоистских храмах как ками, им посвящались - с целью их утешить и успокоить - специальные празднества и поминальные службы, своего рода смесь культов ками, религиозного даосизма, оммёдо (японский вариант системы инь-ян) и буддизма. Первые такие официальные службы были совершены в 863 г. в Киото под патронажем императора. Со временем верования в горё:-син стимулировали в аграрном обществе осознание простолюдинами степень человеческих возможностей. При этом буддизм и даосизм оказали революционизирующее влияние на духовную жизнь японцев, включая погребальные обычаи и веру в духов усопших. Теперь каждый человек, независимо от его социального статуса, стал сознавать возможность собственной деификации. Этому способствовала деятельность деревенских шаманов и шаманок, которые посредством транса общались с душами усопших простолюдинов, чтобы объяснить природные бедствия в данной местности. [11]

Таким образом, "свободная душа" (тама) играет активную роль в жизни ее носителя и при жизни, и после его смерти, влияя на других благотворно или злокозненно. Тезис об активном воздействии свободной душой ярко выражен в "Манъёсю", где "таматихафу" означает "душа благославляет/ся/", а "тама-тихафу ками" - "божества, дарующие душе благо". В песне N 2661 говорится: "Боги счастье приносящие душе, даже вы меня оставьте, я прошу, оттого что больше я не дорожу этой бренной жизнью на земле") (пер. А.Е. Глускиной). Самую большую опасность японцы видели в духах усопших, но и душа - злой дух живого человека также может нанести вред другим, довести их до тяжелой болезни или даже до смерти. Иногда различные бедствия считались принесенными гневными или ревнивыми душами живых мужчин и женщин. В хэйанской культуре, например, в "Гэндзи-моногатари" ("Повесть о Гэндзи", н. XI в.), известна мания так называемых "живых душ" (икирё:, икисудама=моно-но кэ), когда душа живой женщины преследовала более удачливую соперницу.

Тама подобно ками имеет свойство бесконечно увеличиваться и делиться, а при соприкосновении с предметами и людьми оставлять на них свою часть. Поэтому при отделении от главного рода его ветвей проводили ритуал разделения родовой души (= родового божества); та же процедура совершалась при основании филиалов синтоистских храмов. И, наоборот, при подчинении, покорении или выражении покорности душа (тама) подчиненных родов поглощалась душой господствующего, и тогда несколько богов почитались в одном храмовом комплексе. Вне объекта тама может быть божеством (ками) или его аспектом, духом мертвеца или предка. Тама также может принимать определенную форму, становясь призраком или чудовищем. Душа, покидая тело живого человека, иногда принимает его облик: в таком случае возникают двойники.

По древним японским представлениям, которые перекликаются с верованиями других народов, живая свободная душа человека могла находиться на его голове, в волосах; отсюда - магия и табу, связанные с волосами и гребнем. Тама также могла находиться на теле (под мышкой) или под одеждой. [12] Это породило своеобразную "магию одежды", где магическую функцию выполнял рукав, подол, [13] шарф, шнурок-завязка нижней одежды или пояс. В "Манъёсю" целые циклы песен-заговоров (на расставание, любовных, лечебных, похоронных) насыщены этими образами.

Считалось, что, когда свободная душа в результате магических действий помещалась вне тела живого человека, тогда она становилась "внешней душой". При этом считалось, что свободные души (тама) членов рода находились на хранении в родовом синтоистском храме. А чтобы душа правителя не отлетела, ее хранили в специальной шкатулке, [14] что обнаруживает поразительное сходство с шаманистическими приемами у корейцев и народов Сибири, а также с фольклорными мотивами славян ("смерть" Кощея).

В источниках вместо слова тама часто используются синонимы: кагэ, микагэ, омокагэ, катами, сугата.

Кагэ ("тень; свет; образ") - душа живого и усопшего человека. Выражение "у него слабая тень" ("кагэ га усуй") означает, что человек при смерти. В Японии у царского рода существовал ритуально-символический дуализм "света" ("солнца, сияния") и "тени" (угасания) - активной, деятельной и слабеющей, угасающей (например, в конце года или перед смертью) души-харизмы. В семьях, сохраняющих древние традиции, все еще есть обычай подношения "угощения для тени" (кагэдзэн) портрету члена семьи, когда он находится в отъезде. Это значит, что, по крайней мере, часть его души остается дома в составе родовой души, пребывающей в родовом теле семьи.

Микагэ (букв. "августейшая/священная тень") - душа императора или божества; "эпифания" - явление божества; [15] образ покойного, [16] а также венок из цветов, лозы, листьев, плодов и драгоценностей (иначе тамакадзура, ханакадзура, тамакагэ; носился на голове); его возлагали на месте ритуального выставления тела усопшего государя, дух которого и пребывал в нем; [17] разновидность катами.

Катами (этимология: "форма"+"видеть", ср. кагами - "зеркало") - "зримый облик, видимый образ" - душа покойного и предмет, природный объект или человек, в котором она пребывает; отсюда - значение "сувенир на память". [18] Катами-вакэ - частичный обмен душами между мужем и женой через обмен нижней одеждой; жена, завязывая шнурок нижнего платья у мужа, "привязывала" к нему часть своей души, в результате чего и после смерти жены ее душа по-прежнему "прилеплена" к телу мужа. [19]

Омокагэ - "облик, образ, вид, лицо" - призрак-душа усопшего, которая предстает перед живыми людьми; позднее - "воспоминание"; если в ранних источниках это слово записывается биномом, то впоследствии - иероглифом, специально изобретенным японцами.

Свободная душа (тама) обладает той же природой и сущностью, свойствами и характерными признаками, что и божество ками; она также может вселиться в человека или предмет. Но ками - более высокий и чистый дух. Самым большое отличие в том, что тама, хотя и может передвигаться независимо, всегда некоторое времени находится в теле. Во многих синтоистских обрядах, связанных с ками, фигурирует именно тама, а не ками; четыре "божественные души" (митама) в синто считаются видами ками. Дух, находящийся в живом теле - тама, а не ками, поскольку влияние плоти на дух слишком велико. Но тама, пребывающая в человеческом теле, находится в процессе превращения в ками. Действует непрерывный цикл духовного развития, в котором дух в его двух ипостасях циркулирует между небом и человеческими телами на земле. Для тама тело лишь временная обитель между рождением и смертью. Тама сохраняется после смерти тела и продолжает жить вечно. Дух, вознесшийся на небо после смерти человека (особенно знатного), становится ками. Затем эти духи, спускаясь на землю, входят в тела новорожденных и повторяют жизнь в этом мире как тама.

Представления о тама в раннеяпонской культуре близки понятию океанийской мана и китайской категории дэ в ее архаическом магико-виталистском значении ("магическая сила/могущество"). [20] В Океании бытовало представление о мана племени. [21] Китаисты говорят о "квазиродовой связи между дэ вождя и дэ его соплеменников", о дэ - "даре, исходящем от духов усопших предков", о "коллективном дэ" - не личной потенции отдельного монарха, а достоянии всей династии, о совокупном дэ монарха и вассалов, о передаваемой по наследству общединастийном запасе силы дэ. [22] Японские хи и митама также сопоставимы с древнегреческими teos и daimon и иранским frawashi, означающими "божественный дух царя" [23] и иранским же "хварэна", т.е. харизма, "божественная благодать". Причем хварэна подобно хи связана с солнцем (хвар), а два чтения одного и того же бинома митама/горё: показывают, что содержание понятия подобно daimon трансформировалось от "божественного духа" к "злому". Очевидно, что японские концепты тама и хи больше сохранили свою архаическую основу, чем дэ. Архаичные представления о дэ приложимы и к Японии. Проявления харизмы японского правителя воспринималось как магическая сила царского рода; она обеспечивала сакральное единство правителя и народа. "Сакральная связь" между правителем и народом являлась главным элементом такого принципиального для японской культуры понятия как "кокутай" [24] (обычно переводится как "государственный строй"). Это понятие, как и его архаичный синоним "кунигара" я перевожу как "тело народа (страны)" и понимаю как единое родовое тело всех живых и предков. Единение народа и ками во время древних общеродовых празднеств (мацури) осуществлялось посредством родовой тама.

Представление о взаимосвязи между душами простых людей (как живых, так и усопших), душами государей - этих "божеств во плоти", - и душами божеств может дать анализ комплексного понятия, которое записывается иероглифическим биномом, читаемым по-китайски как "шэньлин", а по-японски и как "митама", и как "синрэй", и как "митама-но фую". При этом под митама понимается душа предка, государя или божества, а также "благодать"; под синрэй - тамасии (дух), ками (божество) или "священные души покойных и живущих царей"; под митама-но фую - "божественная благодать/милость" [25] (относится к активной роли души и сопоставима с дэ - "даром, исходящим от духов предков"). Такие выражения как "митама тасукэтэ" ("с помощью священной/божественной души") и "митама тамахитэ" (букв. "получить дар от священной души") могут соответствовать выражению "по божьей/чьей-либо милости", "по велению судьбы".

Развитие идеи свободной души легло в основу представления о душе императора как о харизме - поскольку она связана с авторитетом и властью. Кроме телесной души (иноти) и "сердца" (кокоро), государь обладает еще тремя "душами": личной как шамана, "жреческой" как вождя господствующего клана и "августейшей" (харизма царского трона) [26] (записывается знаком "солнце" хи, что соотносится с его омофоном "дух" рэй//лин). Эта харизма была душой первопредка царского рода богини солнца Аматэрасу и передавалась по наследству, подобно общединастийному запасу силы дэ (= сю - "получаемой императором по наследству благодати" [27]), но - в отличие от Китая - строго в пределах лишь одного рода! [28] Эта передача называлась амацу хицуги - "наследование небесному солнцу" и изначально означала "преемство /небесного/ духа". Знак цуги = кит. сы - "получить /дэ/ от высшего/основателей/предшественников по наследству". Вероятно, и харизма японского правителя, и дэ китайского императора в своих истоках аналогичны "шаманскому дару". Так, считается, что изначально (предположительно на рубеже III и IV вв. н.э.) японский правитель вмещал в свое тело "дух края" (кунитама) - божество-покровителя своих владений.

Примечания

[1] Хагивара Хидэсабуро. Инэ то тори то тайё-но мити (Путь риса, птицы и солнца). Токио, 1996. с. 191.
[2] См. об этих японских обрядах: Норито. Сэммё. Пер., иссл. и комм. Л.М. Ермаковой. М., 1991, с. 230-1; Ермакова Л.М. Ритуальные и космологические значения в ранней японской поэзии. // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. С.68-69; Plutschow H.E. Chaos and Сosmos. Ritual in Early and Medieval Japanese Literature. Leiden, N-Y.. 1990. Р. 5-7; Ebersole Gary L. Ritual Poetry and the Politics of Death in Early Japan. Princeton, 1992. Р. 54-59, 83-85, 170-175; Бакшеев Е.С. Традиционный японский погребальный обряд могари (структурно-типологические аспекты). - Вестник МГУ. Сер. 13 "Востоковедение". 2000, N 3. С.51, 65.
[3] Мураками Сигэёси. Кокка синто (Государственный синтоизм). Т., 1976. С. 25.
[4] Ono Sokyo. Shinto: the Kami Way. Rutland-T., 1991. Р. 109.
[5] Сакураи Токутаро. Мацури то синко (Празднество и верования). Токио, 1987. С. 190.
[6] Об его истоках см.: Plutschow H.E. Literature and Exorcism // Plutschow H.E. Chaos and Сosmos... Р. 199-254; Бакшеев Е.С. Традиционный японский... С. 49.
[7] Умэхара Такэси. Горё-но кэйфу (Происхождение вредоносных духов мертвых) // Studies on Japanese Culture. V. 2. T., 1973. С. 56. Многие тексты функционировали в японской культуре с целью упокоения душ погибших (тинкон) в ходе социальных конфликтов и, более того, "душ" (горё:) побежденных и уничтоженных культур и учений (Иноуэ Сёити, Мориока Масахиро. Тинкон-но кэйфугаку (Генеалогия обряда "упокоения души") // Исследования по Японии. 1992, N 7).
[8] Ortolani B. The Japanese Theatre. From Shamanistic Ritual to Contemporary Pluralism. Princeton, 1990. Р. 86-92; Plutschow H.E. Chaos and Сosmos. Р. 229-247.
[9] McCullogh W.H. Spirit Possession in the Heian Period // Studies on Japanese Culture. V. 1. T., 1973; Tubielewicz Y. Superstitions, Magic and Mantic Practices in the Heian Period. Warszawa, 1980; Bargen D.G. A Woman's Weapon. Spirit Possession in the Tale of Genji. Honolulu, 1997; Боронина И.А. Духи зла моно-но кэ в японской литературе эпохи Хэйан (9-12 вв.) // Восточная демонология. От народных верований к литературе. М., 1998.
[10] В настоящее время более 80% синтоистских храмов посвящены божествам типа хитогами (Мива, Камо, Хитокотонуси, Хатиман, Сумиёси, Гион, Цусима, Инари, Китано), еще с VIII в. называемых арахитогами ("буйными человеко-божествами") (Hori Ichiro. Folk Religion in Japan. Continuity and Change. Chicago&L., 1983. Р. 34.
[11] См. подробнее: Hori Ichiro. Folk Religion in Japan. Р. 31-38, 71-73.
[12] Песня N 992 из "Кокинвакасю" ("Собрание старых и новых песен Японии", Х в.; также цитируется в "Гэндзи-моногатари"): "Разлуки страшась, душа, видно, спряталась где-то в твоем рукаве. Все мне кажется, будто она мое покинула тело" (пер. Т.Л. Соколовой-Делюсиной).
[13] Из "Гэндзи-моногатари": "Душу мою - от терзаний - в небе заплутавшую - завяжи, останови, подол одежд!" (гл. "Аои"; пер. Л.М. Ермаковой); "Пусть неведомо вам, кто этой душе хозяин, задержите ее, завяжите потуже подол своего исподнего платья" (пер. Т.Л. Соколовой-Делюсиной).
[14] См. Норито. Сэммё/ Пер., иссл. и комм. Л.М. Ермаковой. М., 1991. С. 230.
[15] Здесь микагэ выступает синонимом миарэ - обряда встречи ками (Сонода М. Мир синто. - Знакомьтесь - Япония. 2000, N 29. С. 74).
[16] "Кокинсю" (N 845): "Сложено при виде цветов у пруда в год траура по Государю - Как на глади пруда сияет нетленной красою отраженье цветов - предо мною вечно сияет незабвенный лик Государя" (пер. А.А. Долина).
[17] См. подробнее: Бакшеев Е.С. Традиционный японский... С. 55.
[18] О катами см. Ермакова Л.М. Взгляд и зрение в древнеяпонской словесности / Сад одного цветка. М., 1991. С. 221-223; Бакшеев Е.С. Традиционный японский... С. 55.
[19] Инукаи Такаси. Манъё-но хитобито (Люди "Манъёсю"). Т., 1981. С.34; Инукаи Такаси. Манъё-но ибуки (Дыхание "Манъёсю"). Т., 1983. С. 25-26.
[20] О сходстве тама и мана говорят давно (напр., Мацокин Н.П. Японский миф об удалении богини солнца Аматэрасу... С. 233-241.); сопоставление тама и дэ проводится, очевидно, впервые. Н. Мацокин также упоминает маниту и оренда североамериканских индейцев и крамат малайцев (там же); он считает, что тама "совпадает" и с древнеегипетскими "двойниками" ка (Указ. соч. с. 277). Классик японоведения В. Астон сравнивал тама с древнееврейским shekinah.
[21] Бутинов Н.А. Социальная организация полинезийцев. М., 1985. С.27, 195.
[22] Мартынов А.С. Представления о природе и мироустроительных функциях власти китайских императоров в официальной традиции // НАА, 1972, N 5; Мартынов А.С. Сила дэ монарха // ППВ. Историко-филологические исследования. Ежегодник 1971. М., 1974; Борох Л.Н., Кобзев А.И. (ред.) От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М., 1998.
[23] Луконин В.Г. Древний и средневековый Иран. Очерки истории культуры. М., 1987. С. 114, 240.
[24] Сила-Новицкая Т.Г. Культ императора в Японии. М., 1990. С. 8, 44.
[25] Нихон сёки / Под ред. Сакамото Таро и др. Т. 2. Токио, 1994. С. 56, 468, 88.
[26] Kitagawa J.M. Religion in Japanese History. NY, 1966. Р. 4.
[27] Мартынов А.С. Статус Тибета в 17-18 веках в традиционной китайской системе политических представлений. М., 1978. С. 10.
[28] Поэтому, хотя с XIII по конец XIX в. в Японии император был фактически отстранен от реальной власти, никому и в голову не могло прийти основать новую династию, поскольку она не обладала бы имперской властной харизмой. Можно предположить, что в Китае передача "мандата Неба" стала возможной только тогда, когда дэ приобрело этические характеристики.

"КОКОРО - ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА ЯПОНИИ". ВЫПУСК N 3

У ЯПОНЦА ЕСТЬ ТРИ ДУШИ

Теория структуры духовной сущности человека, правителя и божества в традиционной японской культуре

(Часть 3)

Кокоро ("сердце") и иноти ("жизнь")

В традиционной картине мира японцев есть представления об еще одной душе человека или божества - кокоро ("сердце, духовность"). Исконно японское слово "кокоро" имеет параллели в алтайских (корейском, тунгусо-маньчжурских и тюркских) языках, и изначально обозначало часть тела: сердце (в биологическом смысле), грудь. Однако, уже по данным VIII в. видно, что оно стало утрачивать физические характеристики и приобретать психологические и эмоциональные. "Кокоро" могло записываться разными иероглифами: син//синь [1] - "сердце, душа, психический; центр, сердцевина"; насакэ//цин - "чувство, любовь, симпатия, эмоциональный"; и//шэнь - "намерение, желание, воля; настроение, чувства, душа; мысли". Кокоро превратилось в отличительный признак и неотъемлемый атрибут человека, психическую и познающую деятельность, способность чувствовать, выражение индивидуальной воли и желания. Стандартное выражение в "Манъёсю": "сердце /человека/ печалится (любит)". "Сердце" ("тайная воля") божества узнавалось через магические обряды, гадания, в сновидениях. Если тама выступало объектом ритуала, то кокоро его действующим субъектом. Понятие кокоро позднее развилось в важнейшую категорию японской эстетики. [2]

У человека - кроме свободной души (тама) имеется еще телесная душа - иноти ("жизнь", жизненное начало/принцип) [3]. Эта концепция - частный случай дуализма души, широко распространенного в мире (в Китае: хунь - свободная душа, по - телесная). Утративший свободную душу мог серьезно заболеть и даже потерять сознание (болезнь, вызываемая отлетом души, так называемая "болезнь тени"), но он еще не умирал, [4] поскольку его жизнь поддерживала телесная душа (иноти), находившаяся в теле неотлучно от рождения до смерти и связанная с дыханием. Предлагаемые этимология иноти - "дух/сила/сущность дыхания" [5] или "динамическая энергия жизни в дыхании". [6] В древнеяпонских текстах оно обычно передавалось иероглифом: мэй (кит. мин) [7] - веление, судьба, жизнь, предопределенный срок жизни (ср. кит. тяньмин - "мандат Неба") или дзю/котохоги, котобуки (кит. шоу) [8] - "долголетие, продолжительность жизни, возраст / благопожелание, пожелание долголетия (счастья)". Устойчивые выражения из "Манъёсю" дают представление о содержании этого термина: "жизнь" (иноти) - "короткая, хрупкая, тающая"; "иноти цугикэму" - "жизнь продлится", иноти имеет протяженность (длину) подобно канату; "иноти сирадзу" (букв. "не знать /своей/ жизни") в контексте VIII в. означает "не знать, как долго продлится жизнь"; "иноти синикэри" - букв. "/он даже перестал дышать, и затем его/ жизнь умерла". Еще одно выражение для умирания - "иноти сугу" - букв. "жизнь проходит" - характеристика исчерпаемого запаса жизненных сил у человека. Таким образом, с концептом иноти связаны представление об о заданности срока жизни (и легенды об оставлении стариков умирать в горах), а с идеей отлетающей или угасающей тама - обряды призывания души (и сезонные - в конце года - ритуалы по укреплению души).

Тама (душа) и иноти (жизнь) - два различных, но все же связанных, концепта. Часто встречающееся в "Манъёсю" выражение "тама-кихару (кагиру) иноти" изначально означало "жизнь, когда душа кончается / истощается / гаснет". Причем, именно в таких сочетаниях для обозначения тама несколько раз встречается вообще очень редкий иероглиф рэй//лин (чаще - субститут "яшма" или фонетическая запись). "Кихару" записывается двумя разными иероглифами, оба из которых содержат элемент "нож"; один из них обычно читается как "киру / кирэру" - "резать / прерываться, кончаться, истощаться" и "кири" - "предел, конец". "Кагиру" обозначается минимум тремя разными знаками; один из них значит "ограничивать /-ся/, положить предел". Поэтому, хотя тама часто обозначается иероглифом "яшма", традиционный перевод типа "жизнь, сверкающая как дорогая яшма" (N 1455 с иероглифом "киру") представляется не очень точным. [9]

По мнению исследователей, жизнями (иноти) членов рода правит "жизненный дух" (сэймэйрэй - мэй/иноти, рэй//лин). Родовое божество (удзигами) управляет этим "жизненным духом" и охраняет его - дабы он всегда пребывал в "здоровом и бодром" состоянии.

Таким образом, древние японцы признавали наличие у человека двух душ - "свободной" и "телесной". При этом, по некоторым свидетельствам, свободная душа тоже была двух типов; души одного типа принадлежали знати и синтоистским жрецам, а другого - простолюдинам. Возможность деификации (обожествления) после смерти признавалась только за первыми. Но для ками (божества) в традиционной японской культуре существовал другой дуализм, который можно характеризовать в понятиях бифуркации (расщепления) "свободной души" (тама). У бога есть только одна душа - свободная (тама), которая как бы "раздваивается" на две души, каждая из которых обладает своими функциями. Это "ара митама" ("буйная/дикая душа") и "ниги митама" ("мирная/спокойная душа", у/с/покоенная, умиротворенная душа). Эти две души - воплощения двух разных функций божественной свободной души, ее две различные сущности.

При этом в отличие от человека, у божества нет никакой иноти ("жизни", или "телесной души"). Источники ясно показывают функции двух видов божественных душ, даже более активных, чем свободная душа человека. (Как гласит легенда о воинском походе императрицы Дзингу на Корею: "Мирная душа божества находилась при государыне, ее долгий век оберегала и умиротворяла, а буйная душа как копье вела вперед войска"). Эти два вида божественной души не только обладают различными функциями, но также находятся в разных местах. "Буйная душа" действует активно и выступает во главе военного похода или карает преступника, в то время как "мирная душа" остается на своем месте. "Мирная душа" бога напоминает телесную душу (иноти) человека, поскольку ее функция - занимать предназначенное ей место и оставаться неподвижной. В том же роде, "буйная душа" бога, сходна со свободной душой (тама) человека, потому что она действует активно во внешнем мире. Эти две божественные души функционально подобны свободной душе человека: они могут покидать храм, т.е. их временное пристанище, так же, как при определенных обстоятельствах свободная душа может покинуть ее обитель - человеческое тело. Следовательно, можно отметить определенный параллелизм между душами бога и человека.

На основании этнографических и лингвистических свидетельств можно предположить - и этой точки зрения придерживаются многие японские исследователи, - что в основе идей "буйной" и "смирной" душ божеств ками лежат соответственно представления о душе новоумершего человека (и тем более умершего преждевременной или насильственной смертью) и душе покойного, прошедшей погребально-поминальные обряды упокоения. В картине мира в Японии и на Окинаве, где до сих пор сохраняются реликты древней культуры японской, особенно в народных верованиях, обрядах и культах, есть принципиальное отличие между "буйной", опасной душой только умершего человека и его уже "упокоенной", умиротворенная душой - через некоторое время. Как указывал "отец" японской этнографии Янагида Кунио, через регулярные обряды очищения и подношения и с ходом времени душа умершего (сирэй) естественной смертью, становится душой предка (сорэй), а та - богом-предком (содзин). После распространения в Японии буддизма душа умершего считается "духом мертвеца" в течение 49 дней т.н. "промежуточной тьмы" (тю:ин) между смертью и следующей жизнью (в древности этому промежуточному состоянию соответствовал период могари ); [10] по окончании этого периода дух покойного уже считается душой предка и до первого празднества о-бон называется ниидзё:ро:, или нииботокэ, а затем - сё:рё: (во время о-бон) и митама (на Новый год); через 33 года или 50 лет после смерти поминальные обряды прекращаются, и дух предка становится предком-божеством. [11]. При этом необходимо учитывать, что боги-предки - это ками особого свойства; отношения между ними требуют специального исследования.

В результате дальнейшей "расщепления" свободной божественной души (очевидно, "смирной души" - никимитама) древнеяпонские боги стали обладателями еще одной пары душ: "счастливая душа" (сакимитама; иначе, "душа, приносящая счастье", "дух, который дарует благо/удачу") и "чудесная душа" (кусимитама; иначе, "дух, творящий чудеса", "душа, обладающая мистической силой"). Эти души упоминаются в эпизоде с богом-создателем страны в "Анналах Японии": "...чудесный свет озарил море, и неожиданно нечто подплыло к нему и сказало: "Если бы не я, разве ты смог бы покорить эту страну?... Я твоя счастливая душа, чудесная душа". [12] По просьбе своих душ бог построил для них храм, где их стали почитать.

Если "смирная" и "буйная" души божества действуют раздельно в пространстве и в своих функциях, то "счастливая" и "чудесная" души вместе покидают тело своего носителя и демонстрировать свою силу. Такая их специфическая функция позволяет сравнить их с "буйной" душой. Они представляют не две отдельные сущности, а только два аспекта, по разным гипотезам, или дикой, или смирной души. В "Манъёсю" в легенде об "императрице" Дзингу два яйцеобразных камня названы одним термином - кусимитама, что также показывает, что "чудесной" душой могли обладать не только боги, но и знатные люди. Точно также, "счастливая" душа обнаруживается в людях, как и в богах. В словаре X в. "Вамёсё" имеется идентичный с "сакимитама" термин "сакитама" - "дух, который защищает человека и дарует ему счастье.

В синтоистских храмах почитаются как сами ками, так и их мирные или буйные души. Так, в главном синтоистском храмовом комплексе Исэ-дзингу почитаются: в храме Арамацури-но мия - "буйная священная душа" (ара митама) богини Аматэрасу, в двух храмах Такихара-но мия и в храме Идзава-но мия - просто "священная душа" Аматэрасу, в храмах Цукиёми-но арамитама-но мия и Цукиёми-но мия - "буйная душа" бога Цукиёми (везде тама - кон//хунь).

Представления японцев о душе обнаруживают много общего с концепциями множественных душ как народов ЮВА и Океании, так и Северной Евразии, Сибири и Дальнего Востока. [13] Как показывают сравнительные исследования, древнеяпонские представления о душе многослойны и их истоки происходят из различных эпох и культур [14]. В качестве рабочей гипотезы можно предложить следующую схему: [15]

1) неолит (яп. дзёмон): культура моно - очевидно, аустронезийцы (охотники и прибрежные собиратели)
2) конец неолита (I тысячелетие до н.э.): культура нуси ("хозяев") - алтайская культура лесных охотников (сходство с представлениями народов Сибири).
3) энеолит (с середины I тысячелетия до н.э., яп. яёй): культура тама - также аустронезийцы - рисопроизводящий комплекс Южного Китая (много общего с индокитайскими народами - кхмеры, лао).
4) первые века н.э.: культура ками - тунгусоязычная культура Северно-Восточной Азии шаманистического толка.
5) с середины I тысячелетия н.э.: культура кокоро (китайское влияние).

В Японии предшествующая духовная культура не вытеснялась полностью и не подавлялась каждой последующей, а сливалась с ней, что создало в итоге сложный комплекс. При этом, несмотря на огромное влияние китайской культуры, понятия хунь и по (развившиеся из свободной и телесной душ) слишком специализированны, чтобы быть прямыми предшественниками японской дуалистической концепции души.

Итак, можно сказать, что, в принципе, у древних японцев для человека существовала дуалистическая концепция души, состоящей из телесной (иноти - "жизнь") и свободной (тама/кагэ) душ. [16] Однако, учитывая важную роль "сознания-чувства", или "эмоционального сознания" (кокоро - "сердце"), можно говорить и о тернарной (троичной) структуре представлений о сакральном. При этом если иноти давало биологическую жизнь, то тама - энергию, духовность, а кокоро - личность. Дуалистическая концепция служит основой для дальнейшего дробления души. Так, истоки "смирной" и "дикой" душ божества могут быть прослежены к свободной душе человека. Другое направление развития от свободной души тама вылилось в представления о божественных "чудесной" и "счастливой" душах (плюс кокоро - "воля-замысел" бога). Они представляли скорее разные аспекты одной души, нежели две различные души. Проявления божественной свободной души, таких как "дикой", "смирной", "чудесной" и "счастливой" душ, также могут быть названы духами или даже божествами, т.е. между душой, духом и божеством возможен переход.

... Ками, японские боги, порождены духами японской природы, но и сотворены по образу и подобию человеческому.

Е.С. Бакшеев
(Российский институт культурологии,
Окинавский университет искусств)
baksheev@tushino.com

Примечания

[1] Здесь и далее через одну косую черту указываются несколько японских или китайских вариантов чтения иероглифов, а через две косые черты - "японские//китайские".
[2] См. Ермакова Л.М. "Душа слова", "сердце" и "имена вещей"...
[3] В последние годы в Японии отмечается повышенный интерес к проблеме иноти. Это направление исследований также называется "наукой о /живой/ жизни" (сэймэйгаку, где "мэй"= иноти; англ. Life Science). См. Мориока Масахиро. 1980 нэндай-но "иноти" рон (Теории "жизни" 1980-х) // Исследования по Японии. 1991, N 4; Ясуда Ёсинори. Мориока Масахиро-тё Сэймэйгаку-э но сётай. Байоэсикксу-о коэтэ (Книга Мориока Масахиро "Приглашение к Науке жизни - По ту сторону биоэтики - " // Исследования по Японии. 1990, N 2.
[4] Стихотворение из "Гэндзи-моногатари" (N 323) свидетельствует, что свободная душа может надолго покидать тело ее владельца: "Объята тоской, ночь за ночью где-то далёко блуждает душа, и в тело мое давно уже не случалось ей возвращаться" (пер. Т.Л. Соколовой-Делюсиной).
[5] Obayashi Taryo. The Conception of the Soul... Р. 304.
[6] В этом смысле иноти аналогично латинской анима и древнегреческой психе, которые также производные от дыхания (Morioka Masahiro. The Concept of Inochi : A Philosophical Perspective on the Study of Life. - Japan Review, 1991, N 2. Р. 87).
[7] Напр., в "Манъёсю" в песнях NN 24, 288, 332, 595, 678, 704, 975, 1985, 2444, 2883, 3811; в "Нихон сёки" (раздел "Анналы Дзингу") (Нихон сёки / Под ред. Сакамото Таро и др. Т. 2. Токио, 1994. С. 146, 496).
[8] Напр., в "Манъёсю" в песнях NN 147, 46, 785, 1672, 1740, 1804, 2377, 2764.
[9] Манъёсю. Собрание мириад листьев / Пер., вст. ст. и комм. А.Е. Глускиной. М., 1971. Т. 1. С. 17.
[10] Бакшеев Е.С. Традиционный японский погребальный обряд могари (структурно-типологические аспекты). - Вестник МГУ. Сер. 13 "Востоковедение". 2000, N 3; Бакшеев Е.С. Обряд могари в истории японской культуры. - http://www.japan-assoc.ru/publics/conferences/texts/t15/index.html
[11] Миякэ Хитоси. Нихон-но миндзоку сюкё (Народные верования Японии). Токио, 1994.
[12] Эти две души вкупе можно назвать "духом-хранителем".
[13] Три души у якутов: земная (в теле, неподвижна), воздушная (в спине, подвижна) и главная (в голове, подвижна). У бурятов: высшая (возносится на небо, а затем возвращается на землю в качестве духа предка), средняя (становится духом) и низшая (превращается в привидение на могиле).
[14] О представлениях о душе у айнов, на Окинаве и в Южной Корее см.: Умэхара Такэси (ред). Рэйкон-о мэгуру Нихон-но фукусо (Древности Японии: представления о душе). Токио, 1996.
[15] Здесь использованы некоторые идеи Камбаяси Сумио : Камбаяси Сумио. Нихон ханбунка-но дэнто (Традиции японской антикультуры). Т., 1976. С. 44, 247.
[16] Obayashi Taryo. The Conception of the Soul... Р. 299.

Постоянный адрес этого материала в сети интернет (с иллюстрациями) - http://russia-japan.nm.ru/baksheev06.htm



Сегодня мы завершаем публикацию редкой рукописи лекций Н.И. Конрада "История Японии с древнейших времен до переворота Тайка, 645 г.".

Самое время выразить огромную благодарность Марии Щербаковой (Санкт-Петербург), которая нашла эту рукопись и подготовила ее к печати на страницах бюллетеня в интересах всех, кто неравнодушен к подлинной истории Японии и работам классиков отечественного японоведения.

Е. Кручина
ru-jp@nm.ru

Священные птицы в японской культуре (Часть 1)

Давным-давно меня заинтересовала "культурная орнитология" Японии, которая, в принципе, должна сразу обращать на себя внимание всех, кто хоть немного знаком с культурой этой страны. При этом написано у нас на эту тему удивительно мало, особенно применительно к древнейшему периоду; список исчерпывается несколькими статьями и комментариями к переводам литпамятников.

Возможно, одним из "стимулов" к предметному изучению этой темы для меня стал случай в стиле фильма Хичкока "Птицы". ... Это случилось лет десять назад весенней порой, когда я бродил по одному историческому кладбищу между Токио и Йокогамой в поисках научных наблюдений и впечатлений. Вдруг я услышал шум крыльев, и Нечто пронеслось буквально у меня над самой головой. И это явно не был голубь мира, а, в известном смысле, его антипод - карасу, крупная японская ворона. Известно, что в действительности карасу далек от того элегического образа, который хорошо известен по хайку Басё; это мощная и агрессивная - особенно весной - птица, нападения которой на людей и, в частности, на женщин с украшениями в ушах, подчас заканчиваются ранениями. В моем случае агрессора оправдывало то, что, очевидно, он защищал свое гнездо, которое было на дереве поблизости. Я, конечно, легко отделался: в сущности, это была всего лишь демонстрация угрозы. Или, может быть, иностранец просто не пришелся ему по вкусу?

***

Тема природы в японской культуре безгранична, как и сама культура. И птицы (наряду с растениями) занимают в ней чрезвычайно ответственное место. Действительно, из японских мифов известно, что если бы не какая-то там маленькая птичка (трясогузка), которая преподала наглядный урок жизни - точнее, ее зарождения - великим богам-демиургам Идзанаки и Идзанами, то Японские острова вообще бы не появились на свет. А если серьезно, то пению птиц в древности, как свидетельствует предисловие к "Кокинсю" (905 г.) придавалось космо- и культуроустроительное значение.

Японские острова с их многообразием климатических условий благоприятны как для северных, так и для тропических видов птиц. Принимая во внимание относительно небольшие размеры Японии, можно сказать, что она богата птицами: здесь насчитывается 415 оседлых и мигрирующих видов.

Воронa или ворон?

Карасу - это общее японское наименование для птиц рода Corvus . У всех них тело полностью черное, длиной от 33 до 60 см. На Японских островах постоянно обитают два вида: хасибуто-гарасу (Corvus macrorhynchos - ворона большеголовая) и хасибосо-гарасу (Corvus corone - ворона черная). Первая обитает в самых различных условиях: от горных районов до больших городов, а вторая - в сухих руслах рек и сельской местности. Среди мигрирующих видов, зимующих в Японии: ватари-гарасу (Corvus corax, ворон сибирский) на Хоккайдо и мияма-гарасу (Corvus frugilegus, японский грач) и кокумару-гарасу (Corvus monedula, галка) на Северном Кюсю. Самый известный ворон (строго говоря, ворона) в японской культуре (наверно, после экземпляра Басё) - это гигантский Ятагарасу ("Ворон с головой в восемь мер"), посланный с небес богиней солнца Аматэрасу, чтобы перевести легендарного императора Дзимму, идущего в поход за основание Японии, через горные перевалы из Кумано в Ямато. В походе этот ворон фактически исполнял обязанности адъютанта-порученца августейшего главнокомандующего, возвещая его волю вождям непокорных племен. Имя Ятагарасу появляется в "Кодзики", "Нихонсёки"; в "Ямасиро фудоки" (составлены по приказу царицы Гэммэй) отмечается, что Ятагарасу на самом деле - божество Такэцунуми-но микото, внук великого бога Ками-мусуби. В "Когосюи" ("Дополнения к древним сказаниям", 807 г.) указывается, что Ятагарасу - предок Камо-агата-нуси (жрец храмов Камо). Позднее "Сё:дзироку" (810-823 гг.) настаивают на идентичности Ятагарасу и Такэцунуми, но в храме Камо миоя-дзиндзя, что поклоняются Такэцунуми, нет культа Ятагарасу. "Ямасиро фудоки" и "Сё:дзироку" были составлены на основе информации, сообщенной жрецами храмов Камо. Одна из двух ветвей расколовшейся семьи Камо, обосновавшись в Миоя, стремилась обеспечить себя неоспоримыми свидетельствами происхождения от Аматэрасу. Согласно местной традиции, Дзимму стоял лагерем неподалеку от храма Кумано Сингу, когда Ятагарасу прилетел из окрестностей современного храма Асука дзиндзя и направился в горы к Хонгу. Некоторые исследователи интерпретируют эту легенду в том смысле, что, возможно, это местный вождь перевел армию через горные перевалы; вдоль этого воображаемого маршрута стоят храмы Ятагарасу на верхушке горы Такамияма и в деревне Исаса, хотя построены они гораздо позже. По "Нихонсёки" (2-й год правления Дзимму), Ятагарасу был среди тех, кто получил награду за верную службу, что является указанием на человеческий статус. Отмечается, что его потомки - род Агата-нуси (управители угодий) в Кацурано и род Тоно-мори-бэ (стражи императорского дворца и синтоистских святилищ). Позже стали считать, что Такэцунуми-но микото, божество храма Миоя, и есть тот самый Ятагарасу. Однако, ни в Миоя, ни в одном из многочисленных храмов Камо по всей Японии, ни даже в трех храмах в Ямато, где поклоняются Такэцунуми и называются Ятагарасу-дзиндзя, нет ни следа культа Ятагарасу. Этот культ существует только в Кумано и там, где построены храмы Кумано.

Имя Ятагарасу указывает на впечатления от общения с местной большеголовой вороной. При этом, многие маститые ученые (японоведы В. Астон, Л.М. Ермакова, А.Н. Мещеряков, китаевед М. Лёув) совершенно справедливо указывают, что в образе Ятагарасу нашли отражения устойчивые китайские представления о трехлапом красном солнечном вороне (Ян-у). В пользу этой теории говорит и анекдотичная для современного читателя запись в "Нихонсёки", относящаяся к правлению государя Котоку и радостно возвещающая о том, что "случилось счастливое знамение": японский посол привез из Китая династии Тан дохлую (!) ворону с тремя ногами. Причем, все это якобы случилось в начале 650 г. при переименовании эры правления на Хакути ("Белый фазан"), получившем объяснения совершенно в китайском духе и с примерами из истории Китая.

В Китае рудименты одного из самых ранних олицетворений солнца следует видеть в связи солнца с трехлапым (иначе, колченогим) вороном (вороной). Солнечный ворон упоминается в "Шань хай цзин", у Ван Чуна, в "Хуайнаньцзы" ("На солнце живет колченогий ворон"). Некогда сами солнца представлялись воронами; это подтверждается мифологической традицией о Стрелке (Охотнике И), согласно которой он выстрелами из лука сбил девять из десяти солнц-воронов. С этим мифом соотносятся изображение солнечного дерева (гигантской шелковицы Фусан, по "Шань хай цзин") с птицами-солнцами на ветвях, воспроизводимое на многочисленных рельефах ханьских погребений и на похоронном стяге из Мавандуя. О тождестве солнца и ворона свидетельствует и метафорическое название дневного светила "Золотым (Огненным) Вороном" ("Цыхай"). На танских бронзовых зеркалах ворон также является символом солнца. Некоторые исследователи-китаеведы считают, мотивы, связанные с вороном, были привнесены в китайскую культуру чжоусцами под влиянием народов Северо-Восточной Азии, в мифологии которых ворон - центральный персонаж.

Потомки древнейшего населения Японских островов айны также выделяли ворону (ворона) среди пернатых, называя божеством паськуру камуй (букв. "черный человек") и отождествляя со змеей (еще одно название - "черный змей"). Считалось, что эти птицы могут повлиять на удачу в промысле и на жизнь человека вообще. Поэтому ничего плохого о них старались не говорить. Стрелять в ворон из лука считалось преступлением, и айнам приходилось терпеть их бесчинства и не препятствовать им в этом. Такое почтительное отношение к этим птицам, в частности, объясняется легендой, согласно которой ворона спасла солнце, проглоченное злым духом (ударами в язык чудовища смелая птица заставила его изрыгнуть добычу). Тем не менее, в старину ворон (и других почитаемых птиц, как и медвежат) ритуально убивали.

Кроме мифологической и этнической традиций отношения к вороне (ворону) практически по всей Японии существуют устойчивые и довольно единообразные народные поверия, согласно которым карканье ворона предвещает смерть, пожар или другое несчастье. В этом смысле, японский ворон карасу является антиподом петуху.

Сакральные птицы в синто

В храме Кумано Хонгу в 7-й день первого месяца (лунного календаря) проводится ритуал Ятагарасу синдзи (иначе, Хо:ин синдзи - не чисто синтоистский, а с примесью буддизма). Изготавливаются и распространяются ритуальные картинки с изображением ворон под названием гоо:-симпу, в которых "пребывает" дух Кэцумико (Сусаноо)

В синтоистской храмовой практике за некоторыми зверями (обезьяна, волк, лошадь) и птицами закрепилась функция т.н. оцукаи ("посланцев богов"), но, фактически, эти священные существа просто "принадлежат божеству". Происхождение "посланцев" самое разное: здесь и письменная традиция, и народные верования, связавшие "посланца" с божеством местного храма на том основании, что данный зверь или птица часто встречается в его округе. Среди оцукай много птиц. В храмах Хатимана - это голубь. В Сухара-дзиндзя особо почитается красивая синяя птица бо:со:, упоминаемая в священных текстах синто (но не обнаруживаемая в словарях и справочниках); для нее в кроне деревьев специально строят гнезда, а внутри храма держат пару ее чучел. В Удо-дзингу исо-цугуми, род дрозда (Merula eunomus), не только оцукай, но и го-синтё - "священная птица храма". Обычно пара таких птиц высиживает два яйца; когда птенцы становятся на крыло, родители улетают. Они почти ручные и часто скачут или летают около настоятеля храма, когда он направляется к месту свершения службы. Местные жители относятся к птицам-оцукай всех видов как к священным существам, имеющим непосредственное отношение к тому или иному божеству. Один из самых распространенных случаев почитания птиц в синтоизме - это орел (васи, иногда просто тори - "птица"); по всей Японии известно около пятидесяти Оо-тори-дзиндзя, большинство которых сосредоточено в районе Канто. Центральный из них - Васи-дзиндзя (Храм орла) в Токио (Асакуса); согласно легенде, Ямато-такэру, возвращавшийся из военного похода, посетил это святилище в средний день птицы по лунному календарю (в ноябре) и поклонился божеству Амэ-но-хи-васи-но микото (Орел небесного солнца). Поэтому в этом и других храмах орла с ноября проводятся (установлено, что, по крайней мере, с сер. XVIII в.) празднества под названием Тори-но ити (Птичьи базары), которые еще называют "Праздником грабель", что объясняется не только одинаковым произношением тори - слов "птица" и "брать, загребать" (подразумевается, что "загребают" деньги и счастье), но и сходством этого инструмента с лапой орла.

В Тага-тайся (преф. Сига) боги Идзанами и Идзанаги имеют "посланцем"-оцукай ворону. До Второй мировой войны божествам преподносилось ритуальное угощение (синсэн) - вареный рис. Предварительно напротив главного святилища, где как считается они пребывают, необмолоченным рисом угощают ворон: чтобы созвать птиц, жрецы хлопают в ладоши (то же действие, что и для призыва духа самого божества). Этот обряд повторяется до тех пор, пока вороны не прилетят, а в итоге "прилетают они всегда", как говорят сами священнослужители. Прилет ворон свидетельствует, что рис - ритуально чист и может быть преподнесен богам. В храме Ацута (г. Нагоя) и других святилищах проводятся обряды с кормлением ворон рисовыми лепешками (моти) - очевидно, в знак благодарности за то, что они были посыльными богов. Оцукай Токийского храма Оокуни-тама-дзиндзя - белая ворона, которая якобы регулярно прилетает отведать ритуального угощения первого и пятнадцатого числа каждого месяца.

Магические птицы японской древности

Согласно антологии VIII в. "Манъёсю", в "священных рощах" (каннаби, мори) обитали "священные птицы" (ма-тори); причем, иногда чтение "мори" ("роща") присваивалось иероглифам, обычно читаемым как "дзиндзя" ("синтоистский храм"), что указывает на то, что рощи были первыми святилищами. В древней Японии самые разные птицы почитались священными; существовал культ "птиц-духов" (рэйтё). Так, в народе издавна считали тундряную куропатку, обитающую в горах, посланцем богов и поклонялись ей; в мифах фазан также часто является посланцем небесных богов; яванского черного дятла, некогда водившегося на о-ве Цусима, местные жители наделяли волшебной силой. По археологическим данным, очевидно, что на протяжении длительного периода времени, по крайней мере со Среднего Яёй (I в. до н.э.) и до Позднего Кофун (VII в. н.э.), между духовной жизнью человека и птицей существовала тесная взаимосвязь; орнитологические мотивы были присущи как общинным ритуалам (в основном, аграрного характера), так и культу природы, охотничьим верованиям и погребальной обрядности. На карте современной Японии сохранилось огромное количество орнитологических топонимов.

В древности птицы считались вещими. В эти представлениях сильно китайское влияние, но сохранились и верования айнов. Японской знати давали имена по названиям птиц: Цуку - ошейниковая совка (совр. мимидзуку) - божество потустороннего мира, Садзаки - японский крапивник (совр. мисодзай) - божество входа в потусторонний мир у айнов ("Нихон сёки", правление Нинтоку). Садзаки - популярный персонаж японской древности - самая маленькая птичка в Японии (ок. 5 см). Еще одно свидетельство связи ее с потусторонним миром: крошечное божество Сукуна-бикона, удалившееся в страну Токоё, одет в платье из перьев этой птички.

Айны, кроме того, почитали большого черного дятла (покровителя строителей лодок-долбленок), пестрого зимородка (покровителя рыбаков), а также орла, коршуна, журавля, лебедя - как священных или магических пернатых. Клювами хищных птиц старейшины украшали свои ритуальные головные уборы. Журавль рассматривался как особо сакральная птица, которая фигурировала во многих религиозных обрядах. О древности этого культа свидетельствуют его изображения на стенах пещер, в которых, очевидно, совершались ритуальные действа.

Мифологема "душа-птица", в том числе, концепция птиц как проводников или носителей душ, широко распространена в традиционных культурах. В древних легендах айнов душу, когда она покидала тело человека после смерти, представляли в образе маленькой птички, способной улететь далеко. В завершение всех традиционных праздников (в том числе праздника усопших), которые своим присутствием освящают души предков, айны исполняют прощальный мимический танец, изображая полет птицы и издавая звуки, характерные для шума крыльев. Этнографы считают, что этот танец изображает отлет душ в обличье птиц (диких гусей) в конце праздника.

Птицы часто выступают как медиаторы между миром живых и мертвых. Напр., в славянской дохристианской картине мира птицы прилетают из иного мира под названием "вырий" ("ирий"), который в этом смысле можно рассматривать как аналог страны Токоё. Страна Токоё понимается и как мир смерти, и как идеальный мир бессмертия (влияние китайского даосизма), находящийся где-то за океаном. Таким образом, символическая коммуникация между двумя мирами осуществляется в небесах с помощью птиц. В японской культуре эта роль особенно характерна для кукушки и лебедя.

Кукушка

В Японии встречаются несколько видов семейства Cuculudae, но самая известная - хототогису (малая кукушка, Cuculus poliocephalus). Другие члены семейства, которые обитают в Японии: какко: (кукушка обыкновенная, Cuculus canorus), цуцудори (кукушка гималайская, Cuculus saturatus) и дзю:ити (Cuculus fugax). Из них, кроме хототогису, в фольклоре часто упоминается только какко:. У хототогису, длиной около 28 см, сравнительно длинные хвост и крылья; спинка и грудка серые, а живот - с черными горизонтальными полосками. Этот вид обитает по всей Восточной Азии (и даже на Мадагаскаре) и зимует в Индии и Восточной Африке. Хототогису прилетает в Японию в мае и проводит все лето в широколиственных лесах гористых районов страны. Свои яйца она сама не высиживает, а подкладывает в гнезда других птиц, главным образом, в гнезда угуису - камышевки, лучшей певчей птицы Японии, которую часто называют японским соловьем. Пение кукушки - основная примета начала лета, а она сама - его главный образ. Хототогису иероглифически может записываться как "птица-время". Японская кукушка по сравнению с ее европейской родственницей издает более пронзительные звуки. Надрывный "плач" кукушки в классической поэзии передается словом "кара-курэнай" - "ярко алый" (букв. "алый краситель из Китая"). Существовало поверье, что кукушка плачет с таким надрывом, что кровь выступает из клюва. Такая ассоциация вызвана тем, что рот у нее изнутри ярко-красный.

Представления о кукушке в японской традиционной картине мира во многом схожи с другими культурами (она вестник смерти, разлуки - "временной смерти"); это "связной" между миром жизни и смерти, "птица того света" (она поет ночью и на заре). В классической поэзии кукушка именуется "птицей гор смерти (Сидэ-но яма)", поскольку считалось, что она сопровождает умершего в страну смерти. Например, знаменитая поэтесса Исэ-но Таю (987-1036), услышав голос кукушки, сложила песню, в которой она оплакивает своего умершего год назад сына: "Эй, кукушка! Скажи мне как сын мой любимый там, в мире Ином - ведь ты перелетела через Горы смерти".

Священные птицы в японской культуре (Часть 2)

Орнитологическая археология

В древнейший период человеческой истории японских островов - в период Дзёмон (ок. 10 тыс. лет до н.э.) на стоянках, в т.н. раковинных кучах кроме костей наземных животных, из которых 80% составляли кабан и олень (также заяц, енот-тануки), находят кости птиц: сухопутных (фазан, ворон, хищных - коршуна, и даже ласточки), а также и водоплавающих (аиста, различных видов дикой утки), морских (чаек). Можно сказать, что в этот период охота на птиц играла подсобную, но существенную роль. При этом если мы обратимся к тем предметам, которые запечатлели духовную жизнь человека той поры - т.е. керамику и глиняные фигурки догу, то мы не увидим изображений птицы. В целом специалисты согласны в том, что большинство образов на керамике - это земноводные, пресмыкающиеся и насекомые - змеи, черепахи, личинки (в древности японцы всех этих существ объединяли в некую общность под названием муси - нечто вроде "гадов ползучих"), морские обитатели (типа осьминога) и какие-то фантастические существа. Найдены догу кабана, оленя, медведя, обезьяны, волка, кошки. Среди изображения людей есть полузооморфные с чертами пресмыкающихся (ящериц). Другими словами, можно сказать, что первобытные верования Дзёмон абсолютно игнорировали птиц (и связанную с ними небесную сферу) и были ориентированы на хтонический (т.е. подземный) мир и его зловещих представителей. Ярким указанием на существование в то время культа змей (1-я половина Ср. Дзёмон, префектура Нагано) может служить фигурка обнаженной женщины (руки в вотивном жесте) со свернувшейся кольцом у нее на голове змеей мамуси (японский щитомордник).

Картина абсолютно меняется с наступлением периода Яёй (примерно V в. до н.э.). Если период Дзёмон знаменит догу, то период Яёй - деревянными фигурками птиц, которые обнаружены в большом количестве. Зона их распространения - Западная Японии с центром в районе Кинки; со 2-й половины I в. н.э. они начинают распространяться на восток, начиная с префектуры Сидзуока. Размеры от 13 до 34 см, но найдены и гигантские модели с размахом крыльев до 90 см. Фигурки иногда выкрашены в красный цвет, сверху имеется вырез (для крыльев) и снизу - отверстие (чтобы устанавливать на шесте); найдены модели с вставленными крыльями. Если насадить фигурку на шест, то голова птицы будто устремлена вверх, как будто она взлетает в небо: можно понять, что это водоплавающие птицы. Фигурки птиц с отверстием снизу были найдены в защитных рвах, окружающих поселение, и у входов в него, а без отверстия - внутри селения (рядом с колодцами и т.п.). На раскопках поселения рядом с городищем Ёсиногари (I в до н.э., префектура Сага, Кюсю), а также в районе Киото деревянные фигурки птиц (Ср. Яёй) обнаружены вместе с оленьими костями и черепашьими щитками для гадания и миниатюрными глиняными моделями дотаку. Все это ясно указывает на то, что эти предметы использовались в магических и религиозных обрядах. Исследователи сходятся во мнении, что японцы периода Яёй верили, что птицы обладают магической силой, поскольку летают высоко в небе, там где сияет солнце. Японские археологи реконструируют племенные обряды того времени. Эти обряды были призваны стимулировать плодородие обильный урожай риса и в них использовали дотаку - бронзовые ритуальные "колокола", на которых часто изображались птицы, чаще цапли. Цапли появлялись на рисовых полях сразу, как только их заливали водой. Эти большие белые птицы, возможно, воспринимались земледельцами как воплощение Духа риса и считались священными.

В эпоху Яей деревянных птиц устанавливали на верхней перекладине ворот, на верхушке шеста и на крыше дома.

1) На воротах. При раскопках городища Ёсиногари, которое располагалось на самом большой равнине Кюсю, благоприятной для заливного рисоводства, были обнаружены а затем и реконструированы деревянные ворота - ранний аналог синтоистских тории - с резными деревянными фигурками птиц на верхней перекладине; такие ворота могли восприниматься как символический насест для птиц посланцев богов. Подтверждается традиционная этимология слова тории ("насест для птиц") - (другая этимология: "[там, где] находятся птицы").

2) На шестах. В Западной Японии (Осака) на участках, где в период Начальный и Ранний Яёй (V-II вв. до. н.э.) возделывался заливной рис, археологами также обнаружены похожие деревянные модели птиц, установленные на шестах. Специалисты полагают, что эти фигурки использовали в сельскохозяйственных обрядах и интерпретируют как птиц, которыми приносили Душу риса, без которой рис не мог бы уродиться. В Ёсиногари также обнаружена ритуальная площадка со столбом в центре.

Кроме южно-китайской традиции воздвижения шестов с фигурками птиц в тихоокеанском регионе существовала и аналогичная северо-восточная. Во время эпидемий оспы сахалинские айны устанавливали перед каждым домом высокие тонкие шесты с насаженными на них деревянными птичками, которые изображали пернатых духов помощников шамана, защищающих людей от злого духа болезни (среди таких помощников числились вороны, журавли, утки). В Японии в различные эпохи шест часто использовался в магических обрядах как ёрисиро, т.е. как предмет, на который мог бы воссесть божественный дух или человеческая душа. И сейчас в некоторых семьях, во время праздника о-бон, первого после смерти кого-то из домочадцев, перед домом воздвигается шест под названием такадо:ро: ("высокий фонарь") для призывания души усопшего. А во время деревенских общинных праздников воздвигается гигантский столб под названием хасирамацу, т.е. сосна-столб, на верхушке которого зажигается огонь; этот столб мыслится как ёрисиро для приглашаемых на праздник духов предков. Для следующей после Яёй эпохи Кофун такую традицию фиксирует "Нихон сёки", где содержится запись о том, что рядом с курганом, где были похоронены государь Киммэй с супругой, был насыпан земляной холм, на вершине которого каждый клан должен был установить деревянный столб.

3). Птицы на крыше. Известно древнее бронзовое зеркало с изображениями 4-х зданий. Оно было изготовлено в Японии в 1-й пол. IV в. и найдено в кургане в префектуре Нара (район Ямато). На крышах трех из этих зданий сидят птицы. И в современной Японии (особенно в префектуры Нара, Сига, Миэ) еще встречаются дома с деревянными фигурками птиц на крыше. В "Кодексах годов Энги" (905-927 гг.) указывается, что на крышу императорского дворца сажали живых лебедей. Здания на зеркале представляют собой различные типы древнеяпонской архитектуры и схожи с синтоистскими святилищами. Исследователи полагают, что изображения на зеркале должны символизировать схождение Души риса (тогда это здание - зернохранилище), души покойного (тогда это погребальный домик моя, или могария) или души предка (в таком случае это - обряд наследования); причем в последнем случае такое здание уподобляется историческому Дайдзёгу - зданию, где проводится Дайдзёсай - интронизация нового государя.

Такие обряды проводили служители особого культа. На керамике периода Яёй встречаются изображения жрецов, или шаманов с крыльями или с птичьими головами. На раскопках в Доигахама обнаружено захоронение старой женщины, которая держит в руках деревянную фигурку птицы. Очевидно, что она была жрицей птичьего культа или шаманкой. Легендарный государь Дзимму повстречался с крылатым человеком, плывущим по морю на черепахе. Изображения, похожие на японских "крылатых" шаманов, имеются на бронзовых барабанах Южного Китая.

Почему же в период Яёй у японцев вдруг возник такой орнитологический бум? Ответ на этот вопрос дают археологические и этнографические изыскания в Юго-Западном Китае (провинция Юннань), Юго-Восточной Азии (Таиланд, Индонезия) и Южной Корее. Они, например, показывают, что исходным прототипом японских тории могли послужить деревянные ворота, которые национальные меньшинства Китая до сих пор устанавливают у входа в свои деревни. Они имеют аналогичную конструкцию с простейшими тории, а на верхней перекладине установлены деревянные фигурки птичек (такие ворота из северного Таиланда выставлены в этнографическом музее в г. Осака; иногда у таких ворот вместо верхней перекладины веревка из рисовой соломы, сходная с японской симэнава); древнекорейские дворцы также имели ворота, похожие на тории. У южнокитайских народностей сохранился также обычай воздвижения во время празднеств столба с птицей на верхушке. Конструкция зданий, на бронзовом зеркале, древнеяпонской и синтоистской архитектуры, как известно, аналогична традиционной архитектуре Южного Китая и ЮВА (Таиланд, Бирма).

Возникновение таких обрядов (воздвижение ворот и шестов с фигурками птиц на рисовых полях) и верований в птиц-духов и душу риса, отождествляемую с душой человека, а также солярный культ, достоверно связывается с миграцией в период Яёй с континента на Японские острова носителей культуры заливного рисоводства и металлов по пути: южная часть полуострова Шандунь (Южный Китай) - южная часть Корейского полуострова - остров Кюсю. Именно в этих районах Китая и Кореи возделывался рис вида Japonica, который был интродуцирован на Японских островах. При этом японская специфика заключается в том, что если в Южном Китае популярен миф о стрельбе по солнцу, то в Японии - мотив "призыва солнца" (сё:дзицу), чем и занимается петух. Аграрный комплекс, основанный на заливном рисоводстве, распространяясь почти по всей Азии, сопровождался доместикацией кур, основным предком которой считаются дикие рыжие куры (Gallus gallus, L.) В японской культуре устойчив мотив связи птицы и риса; в "Бунго фудоки" и "Ямасиро фудоки" есть рассказ о лебеде и рисовых лепешках моти. В последнем говорится, как богатый крестьянин выстрелил из лука в моти, которое превратилось в лебедя, а тот улетел; крестьянин умер, а его поле стало пустошью.

Петухи и куры

Петухи и куры занимали важное место в японской культуре с древности. В древних китайских хрониках, где описывается Япония первых веков нашей эры, говорится, что там нет кур. Однако в раскопках периода Яёй кроме деревянных находят также глиняные фигурки птиц, а ритуальная керамическая посуда в виде птицы использовались в общинных обрядах Позднего Яёй (II-III вв. н.э.); эти фигурки и сосуды изображают петухов (куры примитивной мелкой породы дзидори были завезены в Японию в период Яёй). Такая посуда применялась до появления ханива-петухов в Ранний Кофун (IV в.) и являлась их предшественником. Петухи использованы, согласно мифам, для извлечения из пещеры (т.е. оживления) богини солнца Аматэрасу. Петухи, названные здесь "долгопоющими птицами Вечной страны Токоё", очевидно, принадлежали к особой породе сё:коку, ввезенной из Китая в V-VII вв.; они отличаются непрерывным продолжительным криком (до 1 часа) каждый день точно в одно и то же время, и использовались с древности как природные часы (древнее название петуха - какэ, в подражание его крику). Tрадиционная модель трансформировалась в эпоху Хэйан: при дворе была специальная должность человек-петуха (кэйдзин, тори-но цукаса), который петушиным криком объявлял время. Петухов сё:коку держали как священных птиц при синтоистских храмах, а также использовали в ежегодных (3-й день 3-го месяца) петушиных боях при Хэйанском дворе, которые, очевидно возникли в связи с синтоистскими ритуалами или гаданиями .

Петухи известны во многих традиционных культурах как магические или шаманские птицы; курица используется для жертвоприношения у многих народов Южного Китая и ЮВА. В японской мифологии и ритуалах петух - это магическая птица, которая призывает солнце, отгоняет злых духов и несчастье и возвещает возрождение жизни. Куры фигурировали в древних народных верованиях и использовались для гаданий и жертвоприношений. Исследователи также считают, что уже в период Яёй петух играл важную роль в обрядах (мацури) наследования власти вождя. Его помещали перед деревянным домиком, куда призывали души предков. Куры широкого распространения как сельскохозяйственная птица не получили. В кулинарных книгах Хэйан-Муромати упоминаются различные виды диких птиц (от журавля до жаворонка), но нет ни слова о курице. Вплоть до конца XIX в. японцы не употребляли в пищу курятину и куриные яйца. В начале VIII в. в Японию из Китая была завезена практика петушиных боев (яп. тори-авасэ), популярных с древнейших времен в Индии, Иране, Китае и ЮВА. В периоды Нара (710-794) и Хэйан (794-1185) они стали любимым развлечением японской аристократии. В эпоху Камакура (1185-1333) петушиные бои проводились ежегодно в марте. Во время них стали делать ставки, и в период Эдо (1600-1868) был выведен специальный крупный боевой петух (сямо). Официально запрещенные в 1873 г., петушиные бои до сих пор иногда проводятся в японской глубинке.

Таким образом, именно в эпоху Яёй, т.е. примерно с рубежа эр в Японии начинают складываться орнитологические культы, т.е. культ птиц-духов, магических и шаманских птиц. Они, очевидно, инкорпорировали, верования предыдущих и последующих эпох, связанными с локальными охотничьими культами.

В следующую историческую эпоху - период Кофун (IV-VII вв.) орнитологические мотивы во многом являлись развитием образов Яёй, но с усилением погребальной тематики. Так, самое массовое явление - это погребальная скульптура (ханива фигурки петуха и водоплавающих, которые по несколько штук устанавливали на курганах вождей и царей) и т.н. деревянные ханива, фигурки птиц из дерева, которые устанавливались на курганах вместе с глиняными, а также росписи гробниц. Когда стали возводиться квадратно-круглые курганы, обряды наследования власти вождя переместились на ритуальную площадку на квадратной части кургана. При этом деревянный домик духа и живой петух были заменены на их глиняные модели, которые, таким образом, стали самыми первыми среди фигуративных ханива. При этом глиняные петухи, по-прежнему, символически выполняли свою функцию призыва солнца и возрождения жизни.

Домики ханива и их прототипы - деревянные погребальные дома (моя) или дворцы (хинкю), где до окончательного погребения проводились обряды над телом усопшего, также имели на крыше фигурки птиц. На крышах современных надмогильных сооружений суя, или анракудо (деревянные "часовенки") закрепляются фигурки птичек (ласточек) на пруте. (У некоторых народов Сибири души умерших представлялись именно в виде птиц, деревянные изображения которых укреплялись на могильных столбах, а позднее, крестах или оставлялись родственниками покойных на могильной насыпи).

Все эти факты свидетельствует и о том, что в древней Японии социальная, религиозная и погребальная сферы имели общие представления и символику.

Особая роль птиц в шаманизме и погребальных обрядах

К периоду V-VI вв. относятся найденные в курганных гробницах бронзовые позолоченные короны, в основном корейского происхождения, с изображениями птиц, деревьев и лодок, что указывает на их шаманистические мотивы (птицы-духи на Мировом древе, летающие лодки шаманов) и соотносится с некоторыми элементами в мифологическом цикле о Такама-га хара ("Равнина Высокого Неба). Действительно, в "Нихон сёки" говорится, о "Пернатой ладье-скале из камфорного дерева" (Тори ива кусу бунэ) и о "Небесной лодке-птице" (Ама-но тори бунэ). На росписях в гробнице Мэдзyраси-дзука (сер. 6 в.) в префектуре Фукуока изображена погребальная ладья с человеком на корме и с вороном на носу лодки; позади - солнце, впереди - луна, т.е. ворон ведет лодку из мира света в мир тьмы.

В мифах есть знаменитая сцена погребального обряда могари божества Амэновака-хико, совершаемая птицами: петух, гусь, сазаки, фазан, цапля, ворон, зимородок, коршун, воробей. При этом ворон готовил мясное угощение для покойного, гусь и петух несли погребальные приношения, фазан и сазаки сделались плакальщицами, а зимородок изображал самого покойника. Так они восемь суток плясали, причитали и пели погребальные песни. Исследователи сходятся в том, что под видом птиц в этом обряде выступали служители погребального культа шаманского типа в костюмах, имитирующих птиц. Так айнский шаман камлал в костюме из перьев совы. У некоторых ханива, которые изображают жриц-шаманок, участвующих в погребальных обрядах, на голове - "корона" из птичьих перьев (ханэкадзура), напоминающая головные уборы шаманов Северной Америки. Можно реконструировать ношение жрицами таких "корон" в обрядах типа тинкон ("усмирение\упокоение души").

В "Манъёсю" среди 24 погребальных песен (банка) на смерть принца Кусакабэ (Хинамиси) в 689 г. в четырех говорится о птицах, в том числе в трех - о водоплавающих. Песня N 172: "О птицы-скитальцы в Верхнем пруду у Садового дворца, не улетайте с бурным хлопаньем крыльев (арабина), хоть и ушел навек наш господин". Эти песни принадлежат к обряду тама-сидзумэ ("усмирение души"), целью которого было умиротворение духа усопшего и "упокоение" его в птицах, обитающих у дворца, где он жил. Птицы здесь являются катами - вместилищем духа покойного принца. В период Кофун, изготавливаемые в массовом порядке и устанавливаемые непосредственно во рвах вокруг курганов или на их вершине, ханива таких птиц, очевидно, символизировали отлет души после смерти и ее вознесение на небеса.

Лебедь

С древности морские побережья и заливы японских островов, озера, реки и болота населяли многочисленные виды местных и перелетных водоплавающих птиц: утки, гуси, журавли, цапли, лебеди; их привлекало и множество рисовых полей, залитых на зиму водой. Поздней осенью - в начале зимы из Восточной Сибири и с Камчатки в Японию с незапамятных времен прилетали лебеди двух видов (большой и малый) (в наши дни около 30 тысяч особей). Примерно 10 октября на острове Хоккайдо из северной тундры со стороны Японского моря прилетает малый лебедь (кохакутё:); через 7-10 дней из сибирской тайги со стороны Тихого океана - большой (о:хакутё:). Птицы некоторое время отдыхают и кормятся водорослями, плавая парами во множестве "лебединых озер". Через несколько дней в ясным утром они собираются в стаи по 50-60 птиц и улетают в направлении южных морей, пролетая над Японскими островами. Весной лебеди тем же путем возвращаются назад; огромными стаями они около месяца ожидают на озерах Хоккайдо, пока в Сибири не сойдет снег. Прилетая с севера, лебеди, по японским народным повериям, несут снег. Айны также связывали появление лебедя с выпадением снега; отсюда его название - "дух снега" (лебедя также называли "помощником духа охоты", поскольку сезон охоты на зверя начинался по первому снегу). Из России в Японию также прилетают гуси и журавли. Причем, гуси прилетают раньше лебедей - осенью, и в этом Япония похожа на Россию: по В. Далю, "Лебедь летит к снегу (поздней осенью), а гусь - к дождю (ранней осенью). Даурский журавль (манадзуру) и черный журавль (журавль-монах; набэдзуру) регулярно прилетают большими стаями из Восточной Сибири зимовать в юго-западных районах Японии (префектуры Кагосима и Ямагути). Сибирский белый журавль когда-то обитал на Японских островах, но сейчас, похоже, уже исчез.

Поэтому в Японии с древности по всей освоенной территории (с запада Канто до Кюсю) отмечено множество топонимов, связанных с лебедем или другой большой \белой\ птицей. Среди топонимов выделяются несколько типов:

1) топонимы, описывающие внешний вид птиц - Сиротори, Сиратори, Хакутё ("белая птица", лебедь);
2) звукоподражательные топонимы, производные от клика лебедей (Кафу, Кугухи и др.; в современном японском языке кугуи означает вид "малый лебедь");
3) топонимы, отражающие пути миграции птиц: Торикоэ\Торигоэ, Торикоси\Торигоси ("перелет птиц");
4) топонимы, связанные с охотой на птиц: Тотори\Тоттори ("ловля птиц"), Ванами ("ловчая сеть").

Среди других "лебединых" топонимов: Тадзу - как указывает Мотоори Норинага в "Кодзикидэн", так в древности японцы называли и лебедя, и журавля, и аиста (ко:нотори). В Японии имеется также немало синтоистских храмов, где почитают лебедя: подавляющее большинство называется Сиротори\Сиратори\Хакутё-дзиндзя (в районе Кинки их сейчас 10, в Тюбу - 48), а также Ванами-дзиндзя, Амино (Поле сетей)- дзиндзя.

В японском фольклоре, мифах, легендах есть много историй, связанных с водоплавающими птицами, особенно белыми. Известна легенда об отважном воителе Ямато-такэру, умершем на равнине Нобо (современная префектура Миэ); его душа после погребения в кургане превратилась в большую белую птицу (лебедя), улетевшую в сторону родного края - Ямато (и на самом деле, с незапамятных времен каждый год перед самым наступлением зимы белые лебеди летят в этом направлении). Рассказ о попытках поймать эту птицу, сопровождаемых погребальными песнями, - это отражение обряда тамафури ("уловление души" для оживления усопшего) или тамасидзумэ ("упокоение души" усопшего). Есть также рассказы о том, как взрослый, но так и не научившийся говорить и плачущий как малое дитя принц услышал в небе крик пролетающего лебедя. Благодаря этой птице, пойманной в районе Идзумо - где с древности японцы локализовали страну мертвых - принц смог заговорить, т.е. обретя душу, принесенную лебедем, стать полноценным человеком. Сын Ямато-такэру, государь Тюай, повелел изловить "белую птицу" и "держать ее как домашнюю" во рве с водой у гробницы отца. Действительно, в дворцовых прудах и в тройном кольце каналов, окружавших гигантские царские курганы, гнездились водоплавающие птицы, которых, подкармливали, чтобы они не улетали далеко; фактически их разводили в ритуальных целях. Даже сейчас на гигантских "царских" курганах, где сохранилась хотя бы часть рвов с водой, все еще обитают водоплавающие птицы.

В Японии широко распространен в различных вариантах мировой мотив "лебединой девы". Он называется мотивом "жены-журавля" (цуру нё:бо), "жены-небожительницы" (тэннин нё:бо) или хагоромо ("пернатой одежды"). Мотив хагоромо в виде сказки или местной легенды, в которых птицы (лебеди) превращаются в женщин, встречается по всей Японии от префектуры Аомори на северо-востоке страны до о-ва Кюсю на юге. Впервые он упоминается в нескольких описаниях "земель и нравов" фудоки (VIII в.), а свое классическое воплощение нашел в пьесе театра Ноо (здесь героиня уже имеет облик феникса). В "Хитати фудоки" есть такой вариант легенды: каждое утро с неба спускались лебеди (сиротори) и превращались в прекрасных девушек; они собирали камни и строили запруду, а вечером улетали. Поэтому деревню назвали Сиротори. Комментатор советского периода считал, что здесь содержится намек на применение женского труда. На самом деле, составители фудоки проявляли большой интерес к легендам, объясняющим происхождение географических названий.

Итак, символическая диаграмма изменения взгляда древних японцев на мир выглядит следующим образом: человек эпохи Дзёмон был зачарован зловещей магией хтонического мира и его представителей (змеями); в эпоху Яёй он поднял голову к небу и солнцу и увидел в птицах вестников богов, подателей плодородия и изобилия; в эпоху Кофун, когда гигантские курганы стали зримым свидетельством неизбежности смерти, но также и стремления к возрождению, в птицах он увидел воплощение не только живой души, но и души усопшего, которая, тем не менее, должна опять вернуться в мир живых, подобно птицам, возвращающимся каждый год.

Хостинг от uCoz